Едоки картофеля - Дмитрий Бавильский Страница 12

"…И вот Рождество опять застало тебя врасплох, а любовь – иностранный язык, и в воздухе – запах газа…" – выпевал из радиоприемника голос Бориса Гребенщикова. Лидия Альбертовна никогда не понимала его излишне мудреных песенок, но в данный момент

Гребенщиков оказался к месту.

Она услышала его в "Молодежной моде", огромном магазине дорогих подарков, куда забрела после работы. Рождество по понятным конфессиональным причинам в ее семье не праздновали, тем не менее к каждому такому празднику Лидия Альбертовна, подпадавшая под безумную энергетику торговой ажитации, готовила близким подарки.

Мужчины ее, Мурад Маратович и Артем, традиционно возмущались, жалели потраченных на сувениры денег, но подарки эти в конечном счете принимали как должное.

– Ничего, – говорила Лидия Альбертовна, кротко улыбаясь и поправляя обесцвеченную челочку (в момент этот она походила на учительницу английского языка, гордую незримым превосходством над учениками), – говорим Рождество, а подразумеваем все равно Новый год.

Так оно и было. Впрочем, к новогодней ночи она припрятывала новые сувениры, и история повторялась.

– Но, мама, ты даже не хочешь понять, что мы не католическая страна и традиционное православное Рождество в январе, – пытался философствовать Артем, в котором текла ее кровь.

– Ну, какая разница, – говорила про себя Лидия Альбертовна, уставившись в точку поверх телевизионного экрана. – Главное, чтобы на пользу.

Инстинкты, преодолеть которые женщина уже не властна, безоговорочно брали вверх. А если бы он знал, что время от времени она, нет, не посещает, но просто заглядывает в храм Божий? Сладкая тайна грела грудь Лидии Альбертовны, точно вовремя принятая рюмочка коньяку, и

Великий Праздник делал ее сообщницей благого дела и Благой Вести.

Ощущение Рождества подкрадывалось на мягких, метельных лапках, потом накатывало и топило в себе с головой. Ну, да, заставая врасплох.

Картинная галерея стояла на центральной торговой улице Кирова, и предприимчивые продавцы спешили поучаствовать в покупательском безумии.

Обычно полутемная и плохо освещенная, улица Кирова, доморощенный чердачинский Арбат, расцвечивалась, как новогодняя елка. Обновлялись витрины, деревья украшались гирляндами, и густая толпа в этом теперь рано темнеющем мире загустевала до состояния переваренного вишневого варенья с косточками, становясь плотнее и плотнее.

В душе рождались сладостные, но одновременно тревожные предчувствия, от которых проще всего можно было спрятаться в каком-нибудь супермаркете, отвлекаясь на золоченую мишуру и мнимое разнообразие выбора.