Привет, викинги! Неожиданное путешествие в мир, где отсутствует Wi-Fi, гель для душа и жизнь по расписанию - Хелен Расселл Страница 12

Я встряхиваю пододеяльник, выворачивая его наизнанку, со всей силой, на которую способна женщина с широко разведенными руками, и заставляя постельное белье подчиниться своей воле, пока, наконец, полностью не освобождаюсь от него.

Статическое электричество в волосах придает даже некоторую привлекательность моему внешнему виду. Мелисса же не обращает никакого внимания на мой триумф и перебирает старые фотографии, которые хранит в бумажнике, словно сейчас 1990-е.

– Тогда скажи мне вот что, – начинает она, и я невольно напрягаюсь. – Посмотри, какой безмятежный вид у бабушки на этой фотографии. Она кажется совершенно довольной жизнью.

Мелисса размахивает квадратиком цвета сепии со скругленными углами. На нем изображена женщина, которую мы с ней по-хорошему и не знали. Женщина с поразительно прямой спиной, в легком сарафане, с викторианскими кудряшками, стоящая у какого-то причала.

– Ее совершенно не заботит, сколько лайков наберет ее публикация в Facebook или сколько писем скопилось в ее электронном ящике, – продолжает Мелисса. – Она просто счастлива, потому что война закончилась и она снова увидится с дедушкой, а потом родит двойняшек.

«Что-то подсказывает мне, что она улыбалась не настолько радостно, когда эти двойняшки появились на свет, а памперсы еще не придумали», – невольно проскальзывает у меня в голове мысль.

– Ее жизнь была проще!

– Ну что ж, повезло бабушке. А некоторым приходится выплачивать ипотеку.

Я имею право на такой ответ, потому что Мелисса живет в домике садовника у какого-то поместья, за который платит пару грошей в год. Насколько мне известно, ее работа заключается в том, чтобы слоняться туда-сюда с животными на поводке на манер доктора Дулиттла, и денег хватает как раз на «необходимое» в виде пирогов и содержания белого пикапа выпуска 1980-х.

– И тем не менее я довольна своей жизнью, – протестую я. – Мы проводим вместе выходные…

По правде говоря, я даже не могу вспомнить, когда мы в последний раз выбирались куда-нибудь на выходные или праздники. Выходные всегда казались мне пустой тратой времени – досадной помехой для работы или для того, чтобы ощущать себя взрослой.

– И поблизости скоро откроется Starbucks, – добавляю я.

Мелиссу, похоже, это не впечатляет, и меня раздражает, что она стала свидетельницей того, как я признаю свою жизнь ничем не примечательной.

– Ты часто общаешься с коллегами вне работы? – спрашивает она.

Я качаю головой.

– А с бывшими одноклассниками?

– Какими еще бывшими одноклассниками?

Мелисса скрещивает руки и смотрит на меня так, будто говорит: «Что и требовалось доказать».

Внутренности у меня сжимаются, и на мгновение мне кажется, что меня вот-вот снова стошнит. Но потом я узнаю чувство: это не тошнота, это грусть…

Я не могу вспомнить, когда в последний раз проводила вечер с подругами. Или хотя бы где-нибудь пила кофе. Или разговаривала просто так по телефону. «Это я виновата, что пустила все под откос? – думаю я. – Или они? Или все мы приложили к этому руку?»

– Вы часто с Грегом выбираетесь куда-нибудь? Ну там в ресторан или на прогулку.

– Господи, нет! – фыркаю я и тут же смущаюсь от такого признания безнадежности своего брака. – Ну то есть, мы же заняты. Я занята. Всегда есть… дела поважнее.

Не успеваю я закончить, как понимаю, что это очередное оружие в кампании Мелиссы под названием «Заставь сестру возненавидеть ее жизнь».

– Ну хорошо, у нас не все так уж радужно, – продолжаю я.

Я уже несколько месяцев не слышала, как Грег смеется. Просто смотрит новости по телевизору и ест всякий мусор. Еду, из-за которой он пахнет как стареющая молочная корова. Причем меня раздражает не только качество того, что он запихивает себе в скривившийся на манер Иа-Иа рот, но и количество. Я вышла замуж за голодающего. Я содрогаюсь при воспоминании о кучах коробок из-под пиццы за мусорным баком, которые обнаружила на прошлой неделе. Или об обертках от шоколадок в карманах брюк, которые лежат там, пока не слипнутся в комок и пока кто-нибудь (я) не выбросит их перед стиркой. Я предполагала, что это нормально – заурядные будни обыкновенного брака.

Но что, если я ошибалась?

Я не какая-нибудь наивная, впервые влюбившаяся девочка. Я не настолько глупа, чтобы верить в любовь до гроба к одному человеку. После рождения детей наши пути немного разошлись, но такова жизнь. Разве нет? И я стараюсь справляться, находить общий язык. Пытаюсь не поддаваться сжимающей желудок панике, когда не срабатывает очередная книжная идея или когда он чрезмерно увлекается политической борьбой в стране, которую я даже не смогу показать на карте. Как прошлой ночью, когда я побрила ноги и еще не установила ретейнер (у людей с двумя детьми это считается прелюдией…), а он заявил, что уровень безработицы в Чехии составил всего три процента. Я спросила, не шутит ли он, а он ответил: «Экономика у них на подъеме». Поэтому я послушала подкаст про женщин, убивших своих мужей, и заснула без него, а утром специально пережарила его кусок белого хлеба со скудным содержанием питательных веществ. Он же отправился спать в свой «кабинет».

«Возможно, время для романтики настанет, когда все более или менее утрясется, – говорю я себе. – Когда он устроится на работу, или вернется в форму, или когда мы снова друг другу понравимся…»

Конечно, «Касабланкой» наша жизнь никогда не была. У меня никогда не было времени для долгих фортепьянных проигрышей или крупных планов в размытом кадре. Предполагалось, что Грег будет моим спутником по жизни, достаточно сообразительным, чтобы найти хорошую работу, который будет любить меня достаточно, чтобы смириться со всеми моими недостатками, и который станет хорошим отцом. Понимаю, звучит как песни группы Coldplay. С Грегом я сошлась после того самого бойфренда, который бывает у всех. После бойфренда, с которым я познакомилась на вечеринке первокурсников, который играл на гитаре, обильно смазывал волосы гелем и бросал меня в конце каждого семестра, чтобы побыть одиночкой на каникулах. Вы знаете таких. Так что когда я встретила Грега – надежного, предсказуемого Грега, пахнувшего дезодорантом Right Guard, – я была готова к отношениям. Он казался нормальным. А когда у меня стали зарождаться сомнения в нем, то мне казалось, что уже слишком поздно. К тому же я думала, что склонна видеть проблемы на пустом месте. Но в последние время сомнения усилились, и я даже начала пересматривать некоторые вещи. Теперь я спрашиваю себя, что будет, если мы так и не полюбим друг друга снова.

Что, если ничего больше не будет? При этой мысли у меня сжимается сердце. Но что пугает еще больше – так это то, что я не вижу альтернативы. Я была дочерью, потом женой, потом матерью. И стоматологом. Вот и все.

Я была обречена стать стоматологом с пяти лет. Мне почему-то всегда нравилось представлять себя в чистом и аккуратно прибранном кабинете – тихом, если не считать гудения электрических жалюзи, закрывающихся по нажатию кнопки. Даже когда я в подростковом возрасте носила брекеты, я вовсе не возражала против того, чтобы раз в два месяца посещать техника, затягивавшего потуже винты. Конечно, было немного больно, но по-хорошему. И даже отвлекало от другой, пустой боли, которая охватывала меня дома. Так что мой дальнейший курс был определен заранее: буду зарабатывать себе на жизнь бормашиной и гидравлическим креслом. Поэтому я стала стоматологом. Этим я и занимаюсь до сих пор, вдобавок к домашним хлопотам и воспитанию детей. Словно хорошо настроенный механизм. Усердно работаю и слежу за тем, чтобы каждый пункт в моем графике был своевременно отмечен галочкой. До недавних пор. Когда ежедневные обязанности стали наползать друг на друга, словно чешуя на рыбе.