Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов Страница 11

Ему хочется отдохнуть от меня. Это естественно.

За последние года три мы не вместе первые дни будем. Ночи, вернее.

13 сентября

Скука — ужаснейшая…

14 сентября

Очень смешно, когда гинеколог прикидывается терапевтом. А сексолог — едва ли не священником.

Скука ужаснейшая.

У меня капризы, и они им потакают.

Кровь из вены — дала.

15 сентября

Есть тут таинственный автомат. Уж больно способный. А что до способа — то способ «самый (сказано) прогрессивный».

Я любопытна. Но не настолько.

16 сентября

Крым. Новости. «Встреча будет продолжена во второй половине дня».

Во второй половине дня у меня болел низ живота. Никому не сказала.

17 сентября

Энцефалограмма.

Вся голова в электродах, как в бигуди, а ты сидишь с умным видом и изумляешь их, а чем — самой не известно. Но — изумляются. Импульсами головного мозга.

Хуже всего, в этом учреждении даже поговорить не с кем. Пробовала читать — бросила. Скука. Ничего не хочу.

На первой полосе «Правды» — итоги встречи в Крыму.

А я ревнива.

Даже очень ревнива.

18 сентября

Может, меня опоили? Утром дали стакан какого-то сока, с витаминами — похожего на гранатовый. Зелье приворотное. К «самому прогрессивному»?

Я же сказала себе: не выйдет.

Алевтина Геннадиевна, просто Аля. Со вчерашнего дня мы с ней на ты, мой доктор-куратор и в некотором смысле……… ^[57], поведала мне кое-что о себе.

С обезоруживающей откровенностью.

Обезоруженная ее откровенностью, я просматривала, сама не знаю зачем, графики, таблицы, диаграммы — в общем, результаты исследований ее, как она выразилась, естества, причем «самым прогрессивным способом».

Как бы Пастер, делающий сам себе прививку. Это она.

А для меня — пример трезвого отношения к делу. С их точки зрения. («Без предрассудков!»)

Вот и вышло ^[58]: я о ней знаю едва ли не все, притом что и знать не хочу, а она обо мне и того не знает, что надо ей знать по долгу службы.

Я как бы обязана.

Работа у нее такая — исследовательская.

Аля замужем, любовника у нее нет, был три года назад санаторный с кем-то роман, все тогда и закончилось, а мужа она «любит и уважает», называет «хорошим» и «с тараканами в голове» и к сексу относится философски: личное не путает с интимным, последнее может и не быть личным — намек на мою ситуацию. Она меня старше лет на шесть, мы не были раньше знакомы, но я с ней на ты по ее предложению, хотя и схожусь очень плохо с людьми. На то и психолог, чтобы снять с меня что-то. Внутреннюю установку на –

«дистанцирование».

Это значит, ко всем у меня, кроме мужа, такое –

дистанцирование –

ко всем мужикам и не мужикам — ко всему, включая «самое прогрессивное».

Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.

«А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право».

И:

«Как я».

И — датчики на голове.

А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.

19 сентября

Завтра меня выпустят.

Доктор Аля рассказывала мне про своего «хорошего» — с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила — я слушала.

Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.

— Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.

Я улыбалась.

Он удалился довольный.

20 сентября

Провожали с цветами — после обеда. Володька приехал за мной на машине. Только что возвратился из Крыма. Загорелый. Красивый. Много купался.

— А еще? Еще что делал?

На Брежнева смотрел.

— А еще?

На Вилли Брандта.

Брежнев… Брандт… Солнечные ванны…

— Ну, ведь не за этим же ездил? Не только за этим?

— Я много работал… в основном над теорией…

— А не в основном?

— Гм, — он задумался.

— И с кем?

— То есть как?

— С кем ты работал, спрашиваю. Не в основном.

Он — мрачно:

— С ребятами.

Мне вдруг так стало обидно (мы уже домой приехали), так стало обидно за этот юлеж его, за то, что по капле выдавливаю, и за себя саму, дуру, на десять ^[59] дней запертую ни за что ни про что, — а он еще возьми и спроси:

— А ты?

В смысле: «С кем ты работала?»

Юмор такой.

Тут я и психанула. Да еще как.

Самой смешно сейчас вспоминать, что выкрикивала.

Про пояс верности. Взял бы да и надел!

Словом, отдохнула в стационаре, восстановила нервную систему.

Он испугался — про пояс верности. Действительно, при чем же тут пояс верности, спрашивается. Так и спросил — и вполне трезво. А ни при чем. И не обо мне речь. Просто очень уж это досадно: я даже в мыслях себе ни одного романа на стороне позволить не могу, ни-ни пофлиртовать с кем-нибудь… Даже в мыслях! Вот какая самодисциплина!.. Словно стержень внутри!.. Зачем? Почему? «С кем ты работала?» — С Автоматом! Вот с кем! А ты-то, ты-то с кем?

Ну, что делать — сорвалась. Он, вижу, испуган, а когда он пугается, меня еще хуже несет. Не буду вспоминать. Глупо, глупо все это.

А теперь — и смешно.

Мы не разговаривали до семи. Сидели в разных комнатах. Молчали. Я-то, конечно, знала, что он придет мириться. Когда почувствует «можно». Он и почувствовал. Пришел.

На цыпочках.