Армен - Севак Арамазд Страница 10

Автовокзал уже полностью утопал в темноте, двери зала ожидания были закрыты. Площадь перед вокзалом терялась в густой тени, отбрасываемой разлапистыми деревьями леса, и в ее глубине погрузились в сон большие и малые строения. Все вокруг объяла ночная дремота, и только луна с высоты неусыпно сторожила земной покой.

Армен устроился под стеной, прижался к ней и почувствовал озноб: от бетонного пола веяло холодом, от стены веяло холодом, да и воздух заметно посвежел. Он подложил под себя рюкзак и сжался. В тишине иногда раздавался трепет крыльев одинокой летучей мыши, а из леса, оттуда, где в непроглядной мгле бесшумно текла река, доносилась далекая перекличка лягушек. В призрачном свете луны все словно исчезло, оставив после себя только тень. Он и сам казался собственной тенью, которая дышит, оставаясь бездыханной, дрожит, не имея тела, говорит, не издавая ни звука. Армен еще сильнее вжался в стену и спиной почувствовал знакомые неровности и трещины; оказалось, он случайно лег в том же месте, что и вечером. Ощущение было такое, что он уже целую вечность сидит под этой стеной, окаменев в ожидании; он пришел сюда неизвестно когда и уже никуда не уйдет — вокруг ночь без начала и без конца, и единственное, что осязаемо присутствует рядом, это тишина. Устало уронив голову на колени, он забылся и незаметно уснул.

Во сне он испуганно убегал, продирался сквозь темный колючий кустарник туда, где на горизонте маячила гора с вонзившейся в небо остроконечной снежной вершиной. Позади он слышал дыхание трех преследователей; эти типы гнались за ним по пятам и, казалось, сейчас настигнут и схватят. И вот он изо всех сил мчится к горе, которая все ближе и ближе. Его охватывает радостное чувство, что еще немного — и он спасен, что здесь-то он с ними справится. Вот наконец и подножие горы, голубое, как море, и чистое, как небо. На мгновение он оборачивается и в изумлении замедляет шаги: эти трое похожи на него как две капли воды, сомнений быть не может — это он сам, Армен. Недавние гонители подходят к нему, приветливо улыбаясь. И тут он неожиданно разражается смехом, смеются и они, и при этом что-то хотят ему сказать, но он не слышит. Они хохочут еще громче, продолжая что-то говорить и незаметно приближаясь. А подойдя вплотную, резко обрывают смех и с притворной улыбкой о чем-то его спрашивают. Он видит, что это не его улыбка, он никогда так не улыбается. Он недоумевает, невольно делает шаг назад, и в этот миг они неожиданно набрасываются. Кое-как вырвавшись, он пытается убежать, но не успевает: под ногами у него разверзается темная бездна, и он начинает падать. В следующее мгновение он видит себя уже на дне, где протекает какая-то мутная река, больше похожая на болото. С противоположного берега до его слуха доносится пение, и он удивленно застывает: там, на каменистом берегу, прижавшись друг к другу, сидят Миша, Сара и ее муж. Каждый из них завернулся в белый саван, который вдруг меняет цвет на желтый, а затем обретает оттенок глинистой почвы. Концы ткани трепещут под пепельно-серым ветром. Кажется, все трое бесконечно счастливы и поют, склонившись друг к другу головами и позабыв обо всем на свете. И то, что они наконец помирились, для него приятная неожиданность. Он радостно машет им рукой. Продолжая петь, они смотрят на эту сторону реки, но его словно не замечают. Потом разом встают и начинают самозабвенно плясать, подбадривая себя частыми короткими возгласами. Он восхищенно следит за этим яростно-диким танцем и слушает их ликующие крики. Сарин муж сбрасывает с себя одежду, и он с удивлением видит, что вместо ног у него ветхие и шаткие деревянные протезы, которые вот-вот с треском рассыплются. Он кричит, чтобы предупредить его, но тот продолжает плясать, издавая неистовые звуки. В следующий миг он видит, что это вовсе не муж Сары, а ее отец, который спрыгивает с камня и, пританцовывая, спускается к реке. Сара и Миша следуют за ним, хотят перейти реку, но поочередно увязают в иле и исчезают. Он в отчаянии садится на берегу и задумывается. Потом, будто что-то вспомнив, вскакивает с места и, повернувшись к реке спиной, входит в родительский сад. Время полива. С лопатой в руке он поднимается на гигантскую гору, именуемую Семь Родников, в крутом скалистом склоне которой прячется холодная и прозрачная струя. Исток закрывают три больших валуна. Он с усилием отодвигает эти круглые черные камни, открывая путь воде. С быстротой молнии она устремляется вниз по склону — в сторону их маленького сада, однако где-то на полпути внезапно разделяется на два рукава и, обходя сад слева и справа, низвергается в пропасть. С ужасом он видит, как пропадает зря эта дорогая изумительная влага и в отчаянии заливается слезами. Изо всех сил пробует направить струю в свой жаждущий сад, но она, извиваясь точно змея, продолжает лететь в пропасть. От стыда он весь покрывается потом, потому что вверху, над истоком, залитые солнечным светом, стоят его отец и мать и молча наблюдают за его движениями. В бессилии он кричит им, чтобы помогли ему, но они не слышат. Внезапно он замечает, что лопата не доходит до воды, она бесполезно раскачивается в воздухе, и в тот же миг понимает, что некто невидимый стоит у него за спиной и каждый раз незаметно отталкивает его руку, мешая работать лопатой. Этот некто, кажется, Миша, уже совершенно здоровый и вышедший из больницы. Он безошибочно чувствует его присутствие, хотя и не видит его. Оборачивается, чтобы сказать «прошу тебя, оставь меня в покое», но вдруг холодная дрожь пробегает у него по телу…