Скользящие в рай - Дмитрий Поляков Страница 10
Скользящие в рай - Дмитрий Поляков читать онлайн бесплатно
Рвануло, когда я дошел до ближайшего стога сена, так что меня обдало последним теплом моего автомобиля. Не знаю зачем, но я вырыл в стоге дыру и забрался в нее, поджав ноги, как в чрево природы-матери, не переставая мычать «Дунайские волны» сквозь туман каких-то смутных бед, неотложных забот и намерений.
Меня разбудили коровы. Они шли мимо, большие и красивые, проплывали, как мудрые, безразличные облака. Было раннее утро. Я промок и закостенел в позе эмбриона. В ней и выкатился наружу из своего дупла. Солнце только проклюнулось между деревьев и окрасило все вокруг спокойной радостью. Я размял руки-ноги и сел в разворошенное сено. Неподалеку чернел остов моей машины.
Подошел пастух, оглядел.
– Пьяный, что ль? – поинтересовался он с участием.
– Нет.
– А чё ж? – улыбнулся пастух и вынул пачку с папиросами.
– Ничего.
– Твоя, что ль? – Он кивнул в сторону машины, закуривая.
Я кивнул.
– Угу, – сказал пастух и задумался. – Дорогая небось?
Я смолчал.
– Хочешь папиросу?
– Нет.
– У нас тут один трактор утопил. Брод спутал. Думал, брод, и попер. Уехал прямо туда, в реку. А когда понял, тогда уже рыба в кабине плавала. А брод, он… эта… в другом месте.
Помолчали.
– Ну, ты иди, – сказал я.
– Ну да, – сказал пастух и пошел дальше.
Я передумал идти в Крекшино. Я решил возвратиться домой.
– Эй! – крикнул я. Пастух остановился. – Куда тут у вас на станцию? В Москву.
– Автобус в Камушках. А электричка напрямки лесом. Там.
– Ага.
– Хочешь, вытянем? – спросил пастух, указывая на машину.
– Не, не надо.
– Ну ладно.
Я поднялся на ноги.
– Слушай, у тебя пожрать есть?
– Только хлеб.
– Продай. – Я вынул бумажник и тут-то и обнаружил, что он абсолютно пуст, даже кредиток не было. Вспомнился старина Петров.
Увидев мои манипуляции, пастух махнул рукой:
– Да не надо. Бери так. – Он протянул кусок хлеба с огурцом в пакете.
– Тогда вот, – обрадовался я, выхватывая из кармана петровскую чекушку, – вот, водку возьми. Она полная, одного глотка не хватает.
Пастух улыбнулся застенчиво:
– Да не пью я.
Такого меня не узнал подслеповатый консьерж. По тому, как расступались передо мной люди в электричке и в метро, можно было судить о моем внешнем виде. Грязный, окровавленный, возможно, пьяный. Честное слово, такого я сам бы себя не узнал, если бы встретил где-нибудь случайно. Прошел бы мимо и порадовался, как все нормальные люди, что такое уж точно мне не грозит и до чего ж хорошо, что это не я… А это был как раз именно я… Ни фига себе.
В последующие несколько дней не произошло ничего такого, о чем бы не лень было вспомнить. Я позвонил в бухгалтерию бывшего моего агентства и услышал то, что ожидал услышать, после чего принял решение больше туда не звонить. На мое резюме, разосланное во все концы света, никто не откликнулся. Никто. Ни одна живая душа… И я разослал опять.
Заблокировал кредитки. Но там не много было. Если было еще, конечно. Хорошо, холодильник был полон и жена оставила деньги. Я рассчитал: мне хватит на пару недель. Ну разумеется, если скромненько, а вовсе без удовольствий – тогда на месяц. Это походило на осаду, когда осажденные не знают, когда все это кончится, и на всякий случай распределяют ресурсы на максимально долгий срок. А потом – либо бой, либо голодная гибель… Но мой случай не был окрашен столь героически.
Я слабовольный. У меня нет отчетливо выраженного характера. Может, именно поэтому мне всегда хватало упорства принимать жизнь такой, какой она была, и с той степенью гибкости, какого требовали обстоятельства. Это не хорошо и не плохо, и мне, в сущности, плевать, хорошо это или плохо и как на это посмотрят люди. Трудно сказать, заметно ли это во мне, но так оно и есть. А если покопаться в себе поглубже, то вряд ли найдется хоть какой-то убедительный довод к тому, чтобы я начал уважать все это, называемое между нами жизнью , заставляющее меня гнуться, как осиновая ветка под спудом дерьма, лишь бы не сломаться. Нет таких доводов. Во всяком случае, для меня их нет.
Когда я думал о годах, проведенных в рекламном агентстве, то с удивлением осознавал, что ничего не могу вспомнить. Не то чтобы совсем ничего, а ничего существенного. Череда бессмысленных действий, не приносящих мне ничего, кроме денег. У меня было время поразмышлять над этим, и, стоя ночью на балконе, я пришел к выводу, что моя зависимость от этого мира слишком велика, чтобы я мог почувствовать себя в безопасности, и что, оторванный от целого, я не становлюсь более свободным. Как сброшенный с дерева жук, я беспомощно перебирал в воздухе лапками, пытаясь вцепиться в любую другую попавшуюся ветку. Это было очень тяжелое открытие. Оно было похоже на ошейник.
В один из дней я посетил биржу труда. Она оставила во мне тягостное впечатление. На самом деле это называлось как-то иначе: не то бюро, не то комиссия, но какая разница? Я всегда сторонился и даже опасался больших групп людей, а то, что творилось на бирже или как ее там, явно относилось к миру насекомых – каких-нибудь термитов, застигнутых врасплох. И люди были какие-то особенно маленькие, прибитые. Все шевелилось и гудело, и понять что-либо – что, например, надо делать-то? – было решительно невозможно. И над всем этим густо – и, судя по всему, надолго – повис дух отчаяния.
Я сунулся сперва в одно окошко, и там мне даже не ответили, как будто я говорил беззвучно. Из второго меня направили в третье, оттуда в четвертое, перед которым набухла здоровенная очередь, и я испуганно вернулся туда, где со мной хотя бы разговаривали. Но теперь там сидела не та тетка, которая мне ответила, а другая, с сухим, поджатым, невидящим лицом убийцы детей.
– Скажите, где можно узнать о вакансиях антрополога или сотрудника рекламного агентства? – спросил я.
– Вы меня сбили, – глядя перед собой, тихо сказала тетка и побелела.
– Простите, я хотел узнать…
– Придется начинать заново.
– Я не хотел.
– Сколько можно? – Она отложила ручку.
– Простите?
– Не видите, что здесь люди работают?
– Вижу.
– Тогда что вам всем от меня нужно? – отчеканила она, не повышая голоса, но так, что я потерял нить. – Что вы все ходите? Никаких нервов не хватит. Никакого здоровья. Все ж написано. На стенах, на окнах, на потолке. Где еще писать? Как еще писать? На каком языке? На китайском? На французском? На арабском? На японском? На болгарском? На румынском?..
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии