Неандертальский мальчик, или Большой поход - Лучано Мальмузи Страница 22

Теперь мы готовы встретиться с ужасными расщелинами!

Мы идем гуськом по узким языкам льда. По обе стороны разверзаются пропасти, такие глубокие, что не видно дна.

— Не смотрите туда! — предупреждает дедушка Пузан. — Представьте себе, что вы гуляете по лугам вокруг стойбища. Спойте-ка лучше Песню Жизни — она вас развеселит, отгонит тяжелые мысли.

Мы поем. Но наши голоса срываются и дрожат, а взгляды так и притягиваются к темным ущельям.

И все же шаг за шагом мы продвигаемся по этому голубому аду. Тридцать крохотных черных точек, тридцать муравьев, движущихся к своей цели — к заснеженному хребту, разделяющему две долины.

Но вдруг…

Вдруг мы слышим радостный крик Кротика:

— Эй, глядите, пещера!

Потом — леденящий вопль, от которого волосы встают дыбом.

Когда мы оборачиваемся, Кротика больше нет — в единый миг расщелина поглотила его.

Мы бежим к тому месту, где он упал, но дедушка Пузан вопит во всю глотку:

— Стойте! Назад! Хотите тоже сверзиться туда?

Осколком кремня он делает выбоины вокруг жерла кратера, потом опускается на колени и осторожно подползает к краю.

— Он внизу, — сообщает учитель. — До дна не долетел… но долго ему не продержаться.

— Можно, я погляжу, дедушка Пузан? — спрашивает Молния.

Учитель отползает, уступая место старосте, и тот, удрученный, сообщает нам:

— Он соскользнул слишком далеко. У нас нет таких длинных ремней…

— Ремни можно связать, — предлагает Умник. — Как в тот раз, когда строили Спустиподними.

— У нас здесь нет таких крепких шкур, — замечает Молния. — Ремни порвутся…

— Кротик не тяжелый, — уверяю я.

— Мы не сможем бросить ему ремни, — говорит дедушка Пузан. — Видите выступ прямо над ним? Если этот выступ обрушится, Кротику конец.

— Блошка самая легкая, — шепчет Умник.

— Чт-что ты хочешь сказать? — чуть не плачет девочка.

— Я хочу сказать, что только ты можешь спуститься за Кротиком, — уточняет Умник.

— Ой-й! Я?! Полезу в эту дыру? Ты с ума сошел!

— Может быть, и сошел, но не вижу другого выхода…

— Довольно! — рычит дедушка Пузан. — Солнце клонится к закату, а на ночь оставаться на леднике нельзя. Это слишком опасно. Слышите скрип? Когда становится холоднее, лед двигается… и трескается.

— А… как же Кротик?

— Мы вернемся за ним… завтра? — спрашивает Молния.

— Бесполезно, — качает головой учитель. — К утру он соскользнет неизвестно куда…

Берет дубинку-журнал и обломком кремня что-то на нем скоблит.

— Что… что ты делаешь? — спрашивает Блошка.

— Стираю в журнале знак Кротика. Все равно этот слепыш к жизни не приспособлен. Хотя и жалко его. Тем более что я обещал привести всех вас обратно домой.

— Беда! Беда, беда, беда! — кричит Блошка. — И все на мою голову. Только потому, что я самая маленькая! Завтра же начну жрать в три горла и разжирею, как дедушка Пузан! Ну давайте привязывайте меня, пока я не передумала. А ты, Березка, моли за меня духов льда.

Мы связываем шкуры крепкими узлами и спускаем Блошку в расщелину.

Когда ремни кончаются, слышим звонкий голосок Кротика:

— Правда, здесь здорово? Зови скорей остальных: местечко тихое, спокойное. Вроде бы и медведей нет!

— Только медведей нам и не хватало! — ворчит Блошка, привязывая товарища.

Потом закрывает глаза, а мы медленно начинаем тянуть, заклиная всех духов.

Ремни натянулись: стоит какому-нибудь узлу развязаться, и наш друг полетит прямо на дно темного провала.

Мы все затаили дыхание, но вот наконец лицо Кротика показывается у голубых краев кратера.

— Эй! Куда вы все подевались? — заливается он. — Я вас тут жду целую вечность; нельзя отходить далеко, это очень опасно!

Потом настает очередь Блошки; она открывает глаза только тогда, когда мы окружаем ее и опасность остается позади. Тут же бросается мне на шею, целует меня, трется носом о нос.

Ребята хихикают, хлопают в ладоши, в знак одобрения свистят.

Кажется, я замечаю, как Неандерталочка, обиженная, отходит в сторону.

Мне немного неловко, но радость оттого, что опасность миновала, берет верх, и я прижимаю к себе маленькую Блошку.

— Уф, — вздыхает девочка. — На этот раз получилось… но не заставляйте меня повторять.

Дедушка Пузан снова вырезает на дубинке-журнале знак Кротика, потом приказывает собрать поклажу и рычит:

— Вперед, лентяи! Уже темнеет, пора выбираться из этого ада.

В КОЛЬЦЕ ВОЛКОВ

Есть у нас, ледниковых людей, одна пословица: «Не бойся одного волка, даже двух волков не бойся, а увидишь трех — беги со всех ног».

Мы уже разбили лагерь и легли спать, как вдруг Рысь, у которой очень тонкий слух, слышит вдалеке волчий вой.

— Волк, — шепчет она и трясет меня за плечо.

— Он поет песню любви, — бормочу я. — Отвяжись, дай поспать…

Но Рысь очень скоро снова трясет меня.

— Теперь волков двое, — говорит она.

— Какая-нибудь загулявшая парочка…

— А если я тебе скажу, что их уже трое? Помнишь пословицу?

Я вскакиваю на ноги и с ужасом вижу, что огонь еле теплится.

— Пойду соберу хвороста, — успокаиваю подружку.

— Ты с ума сошел? Какой хворост? Всюду один снег.

— Спущусь в ущелье.

— Вот тут-то волки тебя и сожрут! Действительно, вся долина, от хребта до хребта, полнится волчьим воем, а эхо его еще усиливает.

Уже многие проснулись. Однако дедушка Пузан спит как сурок.

— Ничего себе учитель… — морщится Щеголек.

— Посмотрел бы я на тебя в таком возрасте, — защищает старика Молния.