Мэриел из Рэдволла - Брайан Джейкс Страница 12

Дандин был занят важным делом — он подбирал песни для предстоящего праздника. Усевшись в тени развесистого дуба, он припоминал старинные напевы и наигрывал их на флейте. Неподалеку устроился Сакстус в компании с несколькими кротами и другими жителями аббатства. Стоило Дандину заиграть что-нибудь знакомое, все хором подхватывали и требовали, чтобы флейтист играл еще и еще. Кроты, подскакивая от нетерпения, упрашивали Дандина сыграть их любимую песню.

— Урр, будь добр, спой нам про Гонфа и пирожки, — твердили они.

Дандин и сам любил эту балладу: в ней говорилось о том, как его прадед Гонф, Король воров, украл пирожок, испеченный самой аббатисой Жерменой, первой настоятельницей обители Рэдволл. Дандин сыграл несколько тактов, чтобы все насладились звонким и чистым голосом флейты знаменитого Гонфа, и запел:

Случилось это по весне,

Когда сияли дали, —

Спекла Жермена пирожки,

Чтоб к чаю их подали.

Ах, сколько ягоды лесной

Положено в них было!

Их остужаться на окно

Жермена положила.

А мимо Гонф, Король воров,

С утра не ев ни крошки,

Шагал — и видит пирожки

Жермены на окошке!

И Гонф немедленно туда подкрался тихой сапой —

Румяный самый пирожок украл он ловкой лапой.

Пришла Жермена, скоро чай, — и видит: сам не свой,

С оружьем, под окном наш Гонф стоит как часовой.

«Зачем стоишь ты здесь с мечом?» — спросила тут Жермена.

«О аббатиса, — молвил Гонф, — тут кража и измена!

Стащила птица пирожок, что испекла ты к чаю.

Ее прогнал я и теперь стою и охраняю».

Сказала аббатиса: «Ох! Нет с птицами мне сладу!

И впредь, коль буду пирожки я печь, — тебе, дружок,

Всегда положен от меня отдельный пирожок».

Кроты покатились со смеху, попадав на траву:

— Урр! Ну и Гонф, ну и прыткий парень!

— Ишь какой хитрый — получил аж два пирожка!

— Иди-ка сюда, дружище, — подозвал Сакстус крота по имени Вильям. — Может, теперь ты нам споешь? Говорят, среди кротов ты первый певец.

Вильяма не пришлось просить дважды: он поднялся с травы и, неуклюже переваливаясь, подошел к флейтисту, потом пригладил свою бархатистую шерстку, потер нос, сжал крепкие лапы в кулаки и затянул песню; как и у большинства кротов, у него был хриплый бас.

Компания что есть мочи забила в ладоши; певец поклонился и послал всем воздушный поцелуй, при этом так сморщил нос, что его глазки-бусинки почти скрылись И круглыми щеками.

Вильям решил ответить любезностью на любезность:

— Теперь твой черед, Сакстус.

Сакстус насупился и смущенно замахал лапами:

— Нет, что ты, у меня ни голоса, ни слуха. Когда я пою, всем кажется, будто взбесившийся дятел стучит клювом по дереву.

Дандин похлопал друга по спине:

— Ну что ты ломаешься. Смотри, станешь таким же книжным червем, как брат Губерт. О, я кое-что придумал!

Не хочешь петь, расскажи какой-нибудь стишок. В старых книгах и пергаментах, в которых ты вечно роешься, наверняка полно всяких занятных стихов. Давай, не стесняйся.

Сакстус молчал, уставившись в землю. Наконец он судорожно перевел дух и откашлялся:

— Ну хорошо… Только предупреждаю, не жалуйтесь, если не понравится. Это стихотворение… Я наткнулся на пего в старинной рукописи. Странное оно какое-то, не поймешь толком про что… Но мне почему-то нравится.

И Сакстус стал читать стихи:

Ветер ледяной над дикой страной

Поет о том, что грядет:

«Среди крошева льдов, где могила судов,

Остров встает из вод.

Бушуют валы у огромной скалы,

Кровью окрашена ночь —

Туда поневоле, вкусив черной доли,

Попали отец и дочь.

Дух захватило, сердце застыло,

Когда Неистовый тать,

Прислужник ада, несчастное чадо

Посмел волнам предать.

О ты, чья рука верна и крепка,

Чья легенда еще впереди,

Ты встанешь в слезах на красных камнях

И споешь с печалью в груди».

Когда он смолк, в воздухе повисла неловкая тишина, никто не проронил ни слова. Все недоуменно смотрели на Сакстуса, а тот, окончательно смутившись, переминался с лапы на лапу. Хорошенькая Роза первой нарушила молчание:

— Нашел что прочитать. Белиберда, иначе не скажешь. Нет, я такие стихи не люблю — ни складу ни ладу. — И она ловко взлетела вверх по стволу дуба, осыпая всех листьями и мелкими веточками.

Дандин, чтобы как-то сгладить тягостное впечатление, захлопал в ладоши и закричал:

— Молодчина, Сакстус! Здорово прочел!

Остальные тут же его поддержали, но их прервала матушка Меллус:

— Эй, молодежь, хватит прохлаждаться! Идите-ка соберите нашу детвору, а то меня на все не хватает. Время обедать. В саду уже накрыты столы. Только прежде чем усядетесь, я проверю, чисто ли вымыты лапы.

Дандин с Сакстусом отправились к южной стене аббатства, где стояла умывальная бочка.

— Откуда ты выкопал этот стишок? — спросил у друга Дандин, пока они полоскали лапы. — Честно говоря, он и впрямь какой-то странный.

— Да я и сам не помню. Рылся как-то в старых пергаментах и наткнулся на это стихотворение. Брат Губерт как раз задремал, и я прочел стихи без помех. Знаешь, они крепко запали мне в память.

К друзьям присоединился слепой Симеон. Он тоже принялся полоскать лапы в бочке.

— Да, Сакстус, порой что-то прочно западает нам в память, хотя мы сами не знаем зачем и почему. Но бывают времена, когда память может сослужить добрую службу. Твое счастье, что ты помнишь много старинных стихов.

В старых рукописях сокрыто много мудрости, очень много. Признаюсь, я стоял неподалеку, покуда ты читал. Согласен с тобой, эти слова завораживают — они звучат так красиво и необычно.

Тем же утром, на рассвете, «Темная королева» вошла и бухту острова Терраморт. Салтар Неустрашимый Корсар и его команда сошли на берег. Все сжимали в лапах оружие, однако на пустынном берегу не было ни души, и крысы вздохнули с облегчением. Но не успели они выйти на залитые солнцем прибрежные камни, как скалы ожили — там притаилась сотня бойцов Габула, вооруженных луками и копьями. Салтар ругнулся себе под нос, но внешне ничем не выдал своей тревоги. Стоя по колено в воде, он дерзко взглянул на берег, ощетинившийся копьями: