Кампан (сборник) - игумен Варлаам Страница 12

Рос на краю поля цветок Анфир.

Когда он был маленьким, только что проклюнувшимся ростком, на него никто не обращал внимания. Даже мамаша Анфира, из семечка которой он вырос, не хотела признавать своего родства.

– Ты кто? – строго спросила она, когда он, едва поднявшись над землёй, обратился к ней, ища тепла и ласки. – Не знаю тебя!

Юный стебелёк всё равно тянулся к матери, чтобы задать какие-нибудь вопросы, но уже не ожидая ни особого внимания, ни ласковой заботы. Да и в самом деле, чем могла помочь ему мать? Склонить к нему свою увядающую, с поблекшими лепестками голову? Сказать доброе напутственное слово? Да, слово она могла сказать. И сказала:

– Мы растём не потому, что такие способные к росту, хотя эта способность заложена в каждом семечке, не потому, что такие красивые, есть цветы и краше, а потому, что светит солнце и животворит нас своими лучами. Тянись к солнцу!

Маленькому Анфиру хотелось тянуться к матери – ведь все малыши тянутся к своим родителям, – но мать была строга и неумолима. Она уже была будто неродной.

И Анфиру ничего не оставалось, как жить самому на краю огромного поля, среди которого там и сям росли тысячи подобных цветков и тысячи тысяч других: васильков и одуванчиков, иван-чая и колокольчиков, чертополоха и цикория… Когда Анфир вырос и стал выше окружающей травы, его начали замечать. Обращали внимание на длинный тонкий стебель, на изящные лепестки, менявшие окраску и в течение дня, и ото дня ко дню, на солнечно-жёлтую с чёрными крапинками сердцевину, светящуюся под небесными лучами. Возвышаясь над другими цветами и травами, Анфир более них был подвержен ветрам и стихиям. Иногда жестокие порывы так клонили его цветущую с закрытыми лепестками голову, будто пытались вырвать цветок с корнем. Тяжёлые капли грозового дождя прибивали её к земле, чтобы она никогда больше не возвышалась над другими. Но заканчивался ливень, выглядывало обновлённое, будто умытое солнце, и дыхание новой жизни возвращалось к Анфиру. Он вновь тянулся к небу и распахивал свои переливающиеся лепестки навстречу солнцу.

– Что это? – воскликнула проходившая мимо с родителями девочка. – Такая красота в поле пропадает!

Девочка была очень добрая и действительно думала, что цветок в поле может погибнуть. Ей захотелось сорвать его, принести домой, поставить в хрустальную вазу и продлить его жизнь, не дать умереть красоте.

– Этот цветок не сможет расти в комнате, – уговаривали девочку родители. – Он у тебя просто зачахнет.

– Нет, – упрямилась девочка. – Я буду ухаживать за ним. Менять каждый день воду, подрезать стебелёк… Это он в поле погибнет!

Родители с трудом увели дочь от цветка, взяв за руки. Но едва дошли они до леса, как девочка, сделав вид, что кроме предстоящего сбора грибов её ничего не интересует, улизнула от них и вернулась к цветку. Она попыталась вырвать стебель из земли, но на счастье у цветка оказались глубокие корни, и все попытки доброй девочки остались тщетными. Тут вернулся догадливый отец и оттащил непослушную дочь от цветка.

«Какая злая девочка», – подумал Анфир, приходя в себя от страха и боли в стебле. И когда рядом с ним проросла полынь, он обрадовался: «Теперь я буду не один, и на меня не каждый сможет наброситься».

Полынь появилась рядом нежданно-негаданно и, по причине внутренней своей горечи, всегда была всем недовольна.

– Ну что ты стоишь, растопырив свои лепестки! – выговаривала она Анфиру, если тот тянулся к солнцу.

– Ты чего такой понурый! – упрекала она, если цветок к вечеру закрывался.

Анфир терпел нескончаемые претензии соседки, тем более что иногда растения всё же находили общий язык. Проявил интерес к ним и хорёк, который всегда бродил в одиночестве, не зная, куда приткнуться. Он почему-то решил выказать своё особое расположение к полыни. Да только как ни подступался к ней, кроме горечи ничего не получал и, испустив нечистый дух, убегал, чтобы на следующий день снова прийти.

Вскоре на поле появилось стадо коров. Они лениво передвигались, поглощая на своём пути клевер, тимофеевку и вообще всё, что повкуснее. Долговязый цветок не вызвал ни у одной из них аппетита, но тяжёлые коровьи лепёшки, тут и там появлявшиеся на поле, чуть не пришибли перепугавшегося Анфира.

– Вот, торчишь на ветру, эдак недолго и голову потерять! – попрекнула его полынь.