Изгнанник - Брайан Джейкс Страница 11

— Мой маленький Блик, узнаешь меня? — спросил он.

Слезы хлынули из глаз Блика, и, улыбнувшись в ответ, он произнес:

— Отец!

— Да, сынок, это я, муж твоей матери Беллы. А эти барсуки — наши предки: Вепрь Боец, твой дед, и старик Броктри, твой прадед. Послушай их, они пришли сообщить тебе нечто важное.

Вепрь Боец и старый Броктри, преградив вход мечом и топором, заговорили в один голос:

— Тебе, владыка, сюда нельзя!

Печаль тяжело легла на сердце Блика. Он так хотел воссоединиться со своими родными, хотел, чтобы они его взяли с собой! Но он был беспомощен и одинок!

— Отчего мне нельзя войти, ведь я так устал и хочу спать? И почему вы называете меня владыкой? — осведомился он.

И вновь замогильным голосом барсуки протрубили:

— Прежде чем войти сюда, тебе предстоит прожить долгие годы. Не сдавайся, вставай, тебя ждет гора! Ей нужен владыка барсук.

На лужайке под ласковым солнышком резвились дети кротов и ежей. Не подозревая, как близок был Блик к смерти, они выдумали новую игру — спасение от гадюк. Малыши визжали, орали и носились что было сил.

Порывшись в кармане фартука, Мила Лингл достала несколько кусочков яблочного пирога и отдала их детям со словами:

— Наш барсук очень болен. Если вы будете вести себя тихо, он обязательно поправится.

Дети сели на травку и стали есть пирог, поглядывая друг на друга.

— Ты слишком громко жуешь, Гурмил!

— Разве я виноват, что мне попался такой шумный кусок?

— Урр, тогда рот… это самое… держи на замке!

— Тогда я не смогу говорить!

— Вот и хорошо, значит, будет тихо, урр!

В пещере завтракали овсяными лепешками с мятным чаем. Все ели молча, то и дело поглядывая на барсука. Он лежал на постели, сделанной из тростника и душистой сухой травы, в изголовье сидел Скарлет. Два дня и две ночи сокол не отходил от больного друга ни на шаг.

Сзади подошла Мила и осторожно потормошила Скарлета:

— Поешь немного, сокол, как бы нам не пришлось выхаживать и тебя. Скарлет покорно последовал совету ежихи и присоединился к общему столу.

Блик тихо застонал и попытался перевернуться. К нему тотчас подскочил Вязник и смочил горячий лоб примочкой из щавелевых листьев. Затем, поправив припарки, которые были приложены к ранам больного, он сказал:

— Надеюсь, он будет жить. Впервые вижу такого сильного зверя. Еще никто не выживал после укуса гадюки.

Только теперь, когда барсук мирно спал, все остальные могли сами вздремнуть. Уставшие взрослые и дети пригрелись под лучами утреннего солнца и заснули прямо на лужайке.

Однако Гурмил и Тирг спать целый день были не намерены. Они проснулись около полудня и, весело перешептываясь, прошмыгнули мимо взрослых в пещеру. Чуть позже к ним присоединились другие малыши.

Каждый из малышей хотел ухаживать за Бликом, и после недолгого спора было решено спеть любимую песенку героя.

Вдруг во сне Блик увидел, что Темный Лес куда-то исчез. Теперь барсук шел по залитым солнечным светом лугам и цветущим холмам. Он прилег под сенью огромного дуба и посмотрел на небо. На него легла чья-то тень, и он в удивлении раскрыл глаза: в жизни не видел он такой красоты. Перед ним стояла барсучиха, наделенная мудростью веков и безмятежностью тихого озера на рассвете. Сердце ему подсказало, что это Белла, его мать. В эту минуту он ощутил одновременно радость и печаль, жгучую тоску и успокоение. С нежной улыбкой барсучиха погладила его золоченую голову и запела:

Жалко, в лапах не песок, что на юг и запад,

На подушке свет луны и далекий запах,

Жалко, на песке нет лап, чайки над прибоем,

Все уходят от меня, глазки мы закроем.

Пусть опасности грозят нам со всех сторон,

Гору дальнюю найдем…

— Саламандастрон, — докончил Блик песенку. Спящие на лужайке звери, будто перепуганные громом, разом проснулись, вскочили, как по сигналу, и, услышав доносившееся из пещеры дикое рычание, ощетинились. Скарлет, взвизгнув от испуга, стрелой взмыл в воздух; малыши, визжа, кубарем выкатились из пещеры, и тут во второй раз раздался оглушительный крик:

— Эулалиааааааааа! Саламандастрон!

Слегка пошатываясь, барсук взял грабовую булаву и показался на солнечной лужайке. Из его огромных темных глаз ручьем катились слезы, но он улыбался. Отбросив в сторону булаву, он обеими лапами подхватил остолбеневших детей и еще раз выкрикнул:

— Саламандастрон!