Гардарика - Елена Чудинова

Я сел на княжение рано. Всего три года, как назывался я воем, а посвящение в вои издревле проходит у нас, когда отрок садится в седло, — в возрасте семи лет. Отец мой, князь Ростислав, греческим именем — Роман, прославленный ратными походами на половецкие станы, сложил голову на поле брани в лето 6537-е от сотворения мира. Матушка моя, княгиня София, покинула Божий мир за месяц до этого горького известия: сердце ее почуяло беду, и тревога свела ее в могилу. Как сейчас помню я день, когда мы с матушкой сидели в ее горнице, читая «Записки о Галльской войне» Цезаря. Был жаркий летний полдень: слюдяное оконце было растворено настеж, небо сияло лазурью, откуда-то доносился медовый запах цветов. Солнечные лучи играли в кусочках разноцветной слюды в оконной раме, бросая разноцветные отблески на изразцовую печь… Я то и дело отвлекался и делал ошибки в произношении букв или вставлял в текст слова, которых там вовсе не стояло… Матушка, в шелковом, персикового цвету летнике, тканом золотыми грифами, с ниточкой простого жемчуга вокруг шеи, смеялась над моими ошибками, дразня меня, что я не учился, видать, латинской грамоте. Я с обидою отвернулся от нее, и тут же услышал стук, словно упало что-то тяжелое. С испугом я взглянул на матушку — дорогая книга, выпавшая из рук ее, лежала на полу… Княгиня сидела побледневшая, с испугом в лице, и прекрасные синие глаза ее налились слезами… «Сердце недоброе чует, Владимир!» — вымолвила она… С этого часа матушка стала таять на глазах пока не угасла, как свеча… Вскоре пришла весть о гибели князя Ростислава.

Вот, что поведал мне прискакавший на взмыленной лошади под вечер гонец, на сутки опередивший дружину, возвращавшуюся с телом своего князя. Уж несколько лет, как злобные печенеги боялись совершать большие набеги на русскую землю. Не по силам великого князя Ярослава было отучить этих язычников грабить мирных земледельцев, ибо то заложено в их природе, зато хорошо отучил он их ходить за чужим добром на Русь. Но даже отхлынувшая волна оставляет на берегу ракушки и водоросли. Подобно ей, отошедшее от русских пределов кочевье печенегов не захватило мелких грабителей, сбившихся в небольшие и не подчиненные никому, кроме своих разбойничьих главарей, отряды. Они боялись глубоко заходить в русскую землю, но тревожили приграничные с дикой Степью поселения. Одно из них печенеги застигли врасплох и спалили, перебили, как у них водится, мужчин и стариков, угнали скот. В гневе отец поклялся разыскать злодеев и жестоко покарать их.

Но не один день кони его соратников топтали бесплодную степь прежде, чем вышли на нужный след. Те, кто шел перед ними, были не налегке, влекли за собою тяжело груженные кибитки. А кроме лошадиных копыт земля хранила следы пеших людей, скорее всего — полоненных женщин с детьми, а также отпечатки коровьих и козьих копыт. Не оставалось сомнения — разбойники близко! Князь Ростислав пустился в погоню. Еще через полсуток они врезались в тылы печенегов. Завязалась сеча. Отец всегда поучал меня, что грабители быстро утрачивают воинское ремесло, даже если и хорошо владели им прежде. Но их обычай — нападать только на мирных жителей, со временем начинает работать против них же самих. Так случилось и на сей раз. Часу не прошло, а вражий отряд умалился вдвое. Уцелевшие сбились в круговую оборону, внутри которой находились и связанные пешие пленники, и разбойничий главарь на своей лошади. Этот молодой, богато разодетый печенег, отчего-то не бился, но только наблюдал за тем, как к нему приближаются русские мечи. Не поспешил он на помощь и когда до них стало подать рукою, а вместо того, гадко усмехнувшись, поднял свое легкое копье и нацелился им в грудь одной из полонянок — красивой юной девушки. Верно, не так обидно ему было сгибнуть, как не увести за собою еще невинных жертв. Стрелять из лука было негде да и некогда — князь Ростислав метнул в презренного негодяя свою булаву. Поскольку другою рукой он бился мечом, удар вышел не ловок. Булава лишь краем ушибла печенегу плечо, отклонив, однако, смертоносный удар от девушки. С досады печенег закричал по-змеиному, да вдруг рванул поводья, заставив лошадь свою перепрыгнуть через защищавшихся и нападавших. Только заднее копыто ее насмерть ударило по голове одного из печенегов же — и негодяй уж мчался прочь. Князь Ростислав тут же приметил для себя, что минуты жизни оставшихся печенегов сочтены. Посему без колебаний он вынырнул из битвы и пустился догонять главаря. Ясно, что эдакого нельзя было оставлять живым — через год он воротился бы вновь, набрав новых приспешников.

Погоня была отчаянной и долгой. Как ни горячил князь коня, угнаться за печенегом было трудно. Много болтают люди глупого о превосходстве восточных да южных лошадей над нашими, однако правда сводится к тому, что люди теплых земель пользуются более жестокой уздою, чем мы. Удила их содержат острый шип посередке, и повод можно натянуть так, что конь обезумеет от боли. Тогда и несется он, словно на крыльях, не разбирая дороги. Понявши, что погоня грозит затянуться на многие часы — покуда лошадь печенега не упадет без сил — князь Ростислав вытащил на скаку лук. Теперь ничто не препятствовало ему хорошо отметить цель. Стрела сразила разбойника, войдя под основанье черепа. На сей раз он не успел закричать, только повалился под конские ноги.