Искушение сирены - Тесса Дэр Страница 8

— Будь благоразумен. Всего лишь несколько тучек, — раздалось негромкое бормотание у нее за спиной.

— Да, несколько больших черных туч на западе. Ты не хуже меня понимаешь, что надвигается шторм.

— Не такой уж страшный. «Афродита» переносила и более сильные. Возьми рифы на топселе и держи наготове подвахтенных.

Последовала напряженная пауза.

— Только не в Даунсе, — раздался краткий ответ. — Есть риск сломать мачту в первую же ночь в море. Мы бросим якорь, свернем паруса и переждем.

— Джосс, ты ведешь себя…

— Я веду себя как капитан этого корабля, Грей. И если ты не будешь проявлять ко мне должного уважения, я прикажу тебе спуститься вниз. — Голос зазвучал еще тише. — А если ты будешь противоречить мне в присутствии команды, я прикажу бросить тебя в корабельный карцер.

В лицо Софии вновь швырнуло россыпь брызг, и от неожиданности она открыла глаза. Стряхнув влагу с ресниц, она медленно повернула голову, всматриваясь в силуэты братьев.

— Брэкетт! — Это крикнул капитан, перекрывая голоса матросов.

Через несколько секунд к нему подошел высокий худощавый мужчина. Туман не позволял разглядеть черты его лица, но хорошо было видно, что моряк, несмотря на усиливающуюся качку, стоял абсолютно прямо, словно ружейный шомпол.

— Мистер Брэкетт, — сказал капитан, — проследите, чтобы все пассажиры, — он бросил многозначительный взгляд на недовольно хмурившегося брата, — вернулись в свои каюты. Убрать топсели и быть готовыми отдать якоря.

— Да, капитан.

Твердо шагая, мистер Брэкетт скрылся в тумане, разрезая его рваные клочья своими острыми скулами и тонким как лезвие носом. Раздались отрывистые команды, и матросы засновали по кораблю с удвоенной энергией.

— Пойдемте, мисс Тернер.

Стабб тронул ее за локоть и легонько подтолкнул к трапу на квартердек. Нетвердой походкой она пересекла палубу, непроизвольно считая перекатывавшиеся под килем корабля волны.

Когда они, наконец, благополучно спустились вниз, Стабб оставил ее, но вскоре вернулся, держа в руке сшитое из кожи ведро. За стариком шел невероятно высокий и широкоплечий чернокожий матрос, которому пришлось согнуться почти вдвое, чтобы кое-как протиснуться в каюту.

— Извините, мисс. Леви придется задраить иллюминаторы.

— Задраить иллюминаторы?

Слово показалось Софии настолько страшным, что она ухватилась за стол, пытаясь понять, что же за этим кроется.

— Не волнуйтесь, мисс, это всего лишь ставни, поверьте, морской пейзаж вам очень скоро надоест, — усмехнулся стюард.

Как ни старался Леви двигаться осторожно, он все-таки слегка подтолкнул Софию, пробираясь к небольшому круглому окошку — единственному и довольно слабому источнику света. В руках Леви держал медный диск, по краям которого было просверлено несколько отверстий.

Стабб поднял принесенное ведро и протянул его Софии:

— Вам это, вероятно, понадобится.

София испуганно посмотрела на кожаную емкость.

— И не бойтесь волн, мисс. Вот если будут молнии, тогда придется попереживать.

— Молнии? — Перспектива попасть в настоящий шторм, да еще и с грозой, совсем не радовала Софию.

— Да. Странные вещи происходят, когда молния ударяет в корабль. Она как безумная начинает прыгать по всему кораблю, и беда тому матросу, на котором окажется хоть что-нибудь металлическое. — Стабб тряхнул своими бакенбардами. — А с чего бы, вы думаете, поседела моя борода? — Он улыбнулся беззубой улыбкой. — У меня вот зубы были золотые. Так все в золу превратились.

— Вы подсмеиваетесь надо мной.

— Ни в коем разе, мисс, — возразил стюард и тут же хитро подмигнул Софии. — Вот хоть у Леви спросите. Он ни словечка не скажет против.

Но и не поддержит, подумала София. С момента своего появления этот чернокожий здоровяк не проронил ни звука. Закончив работу, он, скрестив руки, стоял с каменным лицом и, казалось, способен был поддержать даже Лондонский мост.

— А разве вы еще не слышали? — продолжал старик. — Ведь именно поэтому они зовут меня Стабб [1] . До того как в наш корабль ударила молния, у меня была деревянная нога.

— Деревянная… — София уставилась на голую, покрытую волосами ногу, и Стабб разразился громким беззубым смехом.

— Но вам не стоит переживать, мисс. Такое, хвала Создателю, случается не часто, — по-прежнему ухмыляясь, произнес Стабб и, пятясь, вышел из каюты. — Все будет хорошо.

Как только матросы, прихватив лампу, ушли, София, в каюте которой стало темно, хоть глаз выколи, на ощупь пробралась к своей койке. Впрочем, даже если бы у нее была свеча, при свете которой можно было бы раздеться или распаковать свои вещи, она вряд ли смогла бы удержаться на ногах при такой качке.

София ограничилась тем, что сняла перчатки, потом плащ и достала из складок платья свое «письмо о найме на работу». Неловко копошась, она засунула его за корсаж, туда, где уже покоился кошелек.

Ей крупно повезло, что ни капитан, ни мистер Грейсон не изъявили желания ознакомиться с ним. Подделка могла бы обмануть кого-либо, незнакомого с одной из сторон, но, к ее несчастью, мистер Грейсон был лично знаком с семейством Уолтем.

Все начиналось как забавная шутка. Вечером за обедом в загородном доме София позабавила свою подругу Люси Уолтем, набросав в общем-то довольно глупое письмо кузинам Люси, которые жили на Тортоле и которых она никогда не встречала. В тот момент единственным мотивом Софии было желание подразнить жениха Люси — Джереми Трескотта, графа Кендалла. Но романтика всей этой затеи, мысль о том, что ее каракули поплывут через океан куда-то в тропики, захватила Софию и не отпускала ее. Повинуясь собственному капризу, она отправила письмо, подписавшись именем Люси, но указав собственный лондонский адрес. А потом Люси вышла замуж за Джереми, София обручилась, и Тортола была забыта. Но вот неделю назад София получила ответ, и он подсказал ей необычайный план.

В конверт был вложен новый лист бумаги, адрес немного подправлен, и теперь письмо содержало адресованное Софии Хатауэй, теперь мисс Джейн Тернер, приглашение занять место гувернантки в семействе Уолтем. Все было готово к побегу.

С юных лет София пыталась убежать от реальности с помощью придуманной лжи и грешных, почти безнравственных фантазий. Несколько лет она тайно хранила в альбоме с учебными рисунками фривольные наброски, надежно спрятанные под акварельными пейзажами. Наверное, во всем «Олмаке» она была единственной дебютанткой, которая позволяла себе, грациозно пригубив миндальный ликер, мысленно раздевать ничего не подозревающих джентльменов. Несомненно, кроме нее, ни одна из воспитанниц школы, где царили строгие нравы, не лежала ночью в постели с сорочкой, поднятой до талии, мечтая о пиратах и разбойниках с их грубыми манерами и мозолистыми, но искусными руками.