Соблазн - Кен Шэйкин Страница 7

— Послушайте, я отвезу вас туда, где вы живете, — сказала она, сворачивая на скоростную магистраль. Ей по-прежнему было неизвестно, где именно этот мужчина живет, поскольку он не упоминал об этом. — Бовери, не так ли? Мы еще можем пропустить на ночь стаканчик спиртного в какой-нибудь забегаловке.

— Хотите, я поведу машину? — предложил он.

— Ради бога. — Продолжая вести, она привстала, и они поменялись местами, хотя для этого лучше было остановиться. — Только следите за указателями.

Глубокое удовлетворение. Встроившись в общий поток, они сидят в тишине, прислушиваясь к гулу машин. Интересно, куда все едут, подумала она. Покинув относительную безопасность своих милых домов ради увеселительной поездки на какую-то игровую площадку. Оставив свои лужайки, семьи, друзей, рождественские вечеринки ради мимолетного каприза.

Она проснулась уже по другую сторону тоннеля от яркого света. Открыв глаза, обнаружила, что темные отрезки дороги сменились огнями, оживленным движением. Грохочущий город переполнен людьми, переходящими дорогу друг другу. Богатые переступают через бедных. Все тела находятся в движении. Они группируются в поисках того, чего недостает в их жизни. Сцена ограничена тротуаром и пространством над головой. Ни один из них никогда не одинок в толпе. Даже у бездомных есть компания. Она пробуждает к реальной жизни — вот мужчина на углу роется в баках с отбросами. Ночной город. Слишком рано для завтрака, и она готова снова забыться сном. Слишком поздно даже для последнего стаканчика. Внезапно мысль о мужчине, источающем резкий запах, оживляет ее тоску.

— Куда мы едем? — спросила она. — Я хочу пить.

— Где вы хотите сделать это? — вежливо поинтересовался он.

— Как насчет вашей кровати? — благовоспитанно спросила она. — Думаю, я должна прилечь.

— Мы можем поехать туда, но, понимаете, я живу в моей студии. Там слишком мало мебели.

— Это не важно. Нам нужна только кровать.

В ответ он вежливо пожимает плечами, что должно означать одно из двух: либо он находит ее предложение забавным, либо у него нет кровати. Тем не менее, припарковав машину, он любезно приглашает ее:

— Вы хотите войти?

Возможно, это способ предупредить ее. Проникновение на его территорию производит неизгладимое впечатление. Вестибюль годами никто не чистил. Холл даже не достоин упоминания. Комната всего одна, но это не полуподвальная студия, как она воображала. Это не совсем точное определение. Скорее это подвал для хранения дворового инвентаря позади пиццерии. В нем даже есть окно, выходящее на кирпичную стену и контейнеры с мусором. Но ему не надо его открывать. В комнате и так уже пахнет как в помойке.

Он не шутил, когда предупреждал о нехватке чего-то. При этом он забыл упомянуть об имеющемся избытке. Множество вещей заполняют эти четыре стены, но ни одна из них не используется. Несколько незаконченных холстов и изобилие другого подобного барахла. Банки с высохшей краской, тряпье, которым можно было бы забить целый гардероб. Предметы разных форм и размеров, создающие кучу неописуемого мусора. Что еще можно рассказать об этом? Множество вещей, сброшенных в огромные кучи. Футболка вместе с пустой бутылкой из-под пива. Кофейная чашка, испачканная клеем, по соседству с пустой коробкой из-под пиццы. Эта душная, вонючая комната мало свидетельствовала о творчестве, если только не считать ее своего рода витриной. Жилище голодающего художника. В комнате не было ни стола, ни стульев. Единственным, что напоминало о постели, была большая груда тряпок в углу. Место, где валялись пустые коробки из-под пиццы, явно служило столовой. Не было никакого телевизора. И она поняла, что еще у них общего кроме отчаяния — оба они часто ели пиццу.

— Мне еще повезло, что я нашел эту квартиру, — сказал он как бы извиняясь. Пространство ограничено нулем. Все его друзья разъехались.

— По крайней мере, она расположена в центре, — утешила его она.

В пределах своей камеры заключенный имел все, в чем нуждался. Была даже большая раковина. Вместо ванной комнаты. Назовем ее мужским туалетом. Можно предположить, что он моется, мочится, моет свои кисти и пенис в грязной емкости, но, разумеется, не испражняется там, где спит.

В любом случае она не собиралась мочиться усевшись на его раковину.

— В окрестностях имеется дамский туалет? — поинтересовалась она.

— Туалет? О да!

Он просит извинить его плохие манеры и торопится провести ее к туалетному резервуару, расположенному в конце холла. Никакой двери. Никакого сиденья. Просто резервуар. Джентльмен галантно кланяется и оставляет леди одну.

Шагая по грязному холлу, она понимает, что не может довести до конца это безвкусное маленькое рандеву. Здесь слишком отвратительно. Она не имеет ничего против некоторых дешевых развлечений, но только в гостинице, в которой проводят уик-энды, с унитазами, оклеенными сертификатами стерильности.

Теоретически грязь должна добавить остроты ощущениям, придать желанию привкус недозволенности, сделав его более волнующим. Но такие извращения годятся только для курса психологии. Реальная жизнь больше похожа на катехизис. Похоже, она преподает ей урок. Ей было интересно, как со всем, что у нее есть, она может чувствовать такую безграничную потребность в чем-то. Возможно, она должна дарить милосердие. Хранить целомудрие, открывать кошелек, а не раздвигать ноги. Помогать нуждающимся. Открыть свое сердце и распространять любовь, как чуму. Или сделать вид, что она бедна. Тогда у нее была бы причина чувствовать себя нуждающейся. Она смогла бы уехать в город и жить в трущобах на свалке. Хорошая возможность убедиться в том, что чем меньше у тебя есть, тем больше ты имеешь.

Возможно, она просто нуждается в каких-то переменах. Ее жизнь шла своим курсом, по обычному маршруту, где люди вырастают и становятся главными элементами общества, пришпиленными к стене. Когда-то она увлекалась жизнью богемы, разыгрывала безденежную крошку, чтобы находиться в этом мире. Сирота, унаследовавшая значительное состояние, она имела полное право быть бедной. Ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Вождение автомобиля в нетрезвом состоянии. Деньги были благополучно вложены, дивиденды полностью покрывали ее расходы, заключавшиеся главным образом в покупке сумок и обуви. И некоторых аксессуаров к ним в виде юбок и платьев. Барби всегда любила наряжаться, она ненавидела естественный вид так же сильно, как естественный рост — оба граничили с наготой. Увлекалась сексом и косметикой с юного возраста, но никогда не была сторонницей свободной любви и одурманивающих субстанций, она ненавидела революционную самонадеянность, подогреваемую наркотиками политизированность тинейджеров среднего класса, обуреваемых эдиповым комплексом. Но какова была альтернатива трезвому феминизму или пьяной беременности?

Она любительски занималась искусством, как и все остальные, как оперный певец, играющий на тамбурине в фольклорной группе. Иллюзии ведут в никуда. Нет никакого будущего для колоратуры с низким голосом, кроме кастрации. Когда наступило время остепениться, она сделала то, что делают все легкомысленные сексуальные девочки — они выходят замуж и рожают детей, причем не обязательно именно в такой последовательности. В тот период она нуждалась в любых переменах. Комфортабельность казалась революционной. Незапланированная беременность изменила все в ее жизни, в ее груди возникло теплое чувство, растущее как куст. Она родила ребенка, держалась за его предполагаемого отца. И называла все это любовью, семьей, обустройством жизни. И все они росли, и стали основными элементами общества. Мама превратилась в бабушку. Предполагаемый отец стал разжиревшей свиньей. А дочь стала такой же неистовой сукой, как и ее мать.