Странные женщины - Елена Белкина Страница 7

Представляешь, из-за меня подрались. Никогда никто из-за меня не дрался, ни в школе, ни потом, само собой. А тут подрались, дождалась на старости лет. Как дерутся из-за одноклассницы. Мне на другой день все доложили. Лилечка такая есть, наушница страшная, но при этом не подлая. Она любит по секрету разбалтывать только такие вещи, какие слушать приятно. Ну, то есть, если кто-то про кого-то гадость сказал, она это не любит пересказывать. А если кто-то, допустим, подруге сказал, что любит, допустим, какого-то там Васю, то Лилечка, если это услышит, тут же бежит к Васе и под страшным секретом ему сообщает. Оригинально, правда? Своеобразный альтруизм. При этом собственных секретов у нее, кажется, нет.

Меня всегда поражали люди, которых так вот остро, близко волнует чужая жизнь. Это не от ущербности, это какой-то особенный склад души. Из нее, кстати, вышла бы хорошая учительница. Потому что хороший учитель тот, кто весь в чужих жизнях. Вернее, это даже не хороший, а идеальный. Конечно, не на уровне собирания сплетен, разборок и так далее. Таких-то как раз в школе не любят ни ученики, ни коллеги. Тут имеется в виду интерес именно добросердечный, как у Лилечки.

В общем, Лилечка выложила, что Везовой что-то про меня сказал, какое-то похабство, она постеснялась повторить, а Саша, который любит Машу, взял и вступился. И Везовой вызвал его на дуэль, и они дрались. И довольно тщедушный Саша, по словам Лилечки, победил сильного и спортивного Везового. Или почти победил. Судя по его лицу, победа ему досталась нелегко, лицо же Везового осталось целым, и усы, как всегда, ровно подстрижены, и выбрит до синевы, почти буквально, потому что он по южному черноволос и густоволос. Подозреваю, что у него уже и на груди волосы. При этом у него — в шестнадцать лет! — уже спереди намечается залысина. Он будет к сорока годам из тех мужчин, которых я терпеть не могу: голова гладкая, лысая, а тело мохнатое, включая плечи и спину. Ужас!..

У меня не было у них урока в тот день, зато был факультатив, на который Саша ходит. А Маша не ходит. И Саша должен был доклад читать. Он нацарапал три странички, которые прочел, не отрываясь. Я прослушала, сказала, что, в общем-то, хорошо, а потом предложила ему отложить странички и то же самое рассказать своими словами. Он сначала смущался, начал вспоминать текст, который написал, но разошелся и наговорил в два раза больше, чем написал, и в три раза интересней. Это была наша с ним общая маленькая победа. И он был рад, и я была рада. А после факультатива задержала его. Держу странички в руках и говорю: знаешь, мне кажется, ты не любишь писать. Даже по почерку видно. Сначала еще более или менее ровно, а потом все корявей и корявей, а к концу будто другой человек писал. Тебе что, собственный почерк не нравится?

Он говорит: терпеть не могу.

Я говорю: жаль. У тебя ведь врожденная грамотность, это не всем дается. Правил ты, конечно, не знаешь, но по наитию пишешь правильно, только с запятыми, само собой, полный кошмар. Но чаще наоборот: люди пишут гладко, а говорить не умеют. А ты умеешь говорить, это тоже от природы. Попробуй писать так, как говоришь. Это пригодится. Попробуй дневник вести.

И тут он говорит: да я в общем-то веду. Только не письменный, а на магнитофон наговариваю.

У меня, ты знаешь, даже мурашки пробежались! Надо же, какое совпадение! Но я ему, конечно, не сказала, иначе моя педагогическая цель была бы не достигнута. Я сказала: а ты попробуй то же самое на бумаге.

А он вдруг говорит со странным ехидством: и вам потом показать?

Зачем? Это не мне нужно, это тебе нужно.

Он опять странным голосом: а откуда вы знаете, что мне нужно?

Я даже растерялась. И говорю: я даже и не пытаюсь узнать, что тебе нужно. Я просто советую. Есть способности, которые нужно развивать.

Он говорит: это точно!

Я говорю: кем бы ты ни стал, тебе пригодится умение точно и четко излагать свои мысли.

А он: есть мысли, которые ясно и четко не изложишь. Или, говорит, еще такие, которые для личного употребления. Например, мне страшно хочется назвать тебя на «ты». Я тебя люблю, Лера. До свидания, Валерия Петровна!

Ты представляешь? Нет, ты представляешь? Мальчишка, пацаненок шестнадцатилетний мне совершенно спокойно признается в любви! Это что же за поколение такое? Совершенно спокойно! И хорошо еще, что сразу же ушел, не увидел, как я покраснела, а я ведь покраснела, кожей почувствовала, коже даже горячо стало!

С другой стороны, конечно, я понимаю, что это спокойствие он разыграл. На самом деле у него теперь такая буря в душе!.. Но мне-то что делать? Ведь подросток, психика неустойчивая. Вчера он из-за меня подрался, сегодня в любви мне признался, а завтра возьмет и с балкона прыгнет, потому что понимает, что ситуация безысходная. Я же ничем не могу ему ответить, хоть мне этот мальчик и нравится, но нравится, конечно же, не как мужчина!

Странно мне. И приятно, конечно. Но больше — страшно. Честное слово, я боюсь. Я не знаю, что мне делать.