Самая шикарная свадьба - Анна Богданова Страница 7

– Ой, ну какого еще от тебя разговора можно было ожидать! – усмехнулась я и попыталась выйти, но дверца была закрыта. – Выпусти меня!

– Марусь, выходишь замуж – выходи, это твое дело! Что ты так возмущаешься? Я хотел поговорить с тобой насчет своей будущей книги.

– Ты что, и вправду переключился на любовные романы?

– Ага.

– У тебя так хорошо идут детективы, а любовные романы пишут в основном женщины.

– Мои любовные истории предназначены для мужчин. Почитай начало, ладно?

– Ну, хорошо, – согласилась я. – А ты уверен, что твои сочинения будут пользоваться спросом?

– Конечно, моя «Уходящая осень».

– Перестань вспоминать этот дурацкий салат!

– Замечательный салат! И назвала ты его романтически – «Уходящая осень», – мечтательно протянул он и тут же спросил: – Не поделишься рецептом?

– Яблоки, крабовые палочки, подсолнечное масло, мускатный орех. Все перемешать и украсить листьями татарского клена…

– Слушай, выходи лучше за меня замуж, ты ведь на самом-то деле меня любишь.

Вылезти из машины я не могла – дверца была закрыта, к тому же мы ехали на большой скорости – оставалось лишь молчать.

– Я тебе обещаю исправиться. Я ведь теперь, Марусь, лечусь. Хожу регулярно к сексопатологу и психотерапевту, – исповедовался он мне.

– И как, помогает?

– Откуда я знаю?! У меня ведь с зимы никого не было. Давай эксперимент проведем?

– Какой еще эксперимент?

– Ну, ты сейчас пригласишь меня в гости, и мы посмотрим, помогает или нет. А то, может, я деньги на ветер выбрасываю?

– Пошляк, – заметила я и, подумав, добавила: – Не буду я тебе с романом помогать.

– Это почему же?

– Потому что роман – повод сбить меня с пути истинного, а я замуж собралась.

– Призналась! Призналась! – он обрадовался, как мальчишка. – Ты сама боишься своих чувств, боишься с пути сбиться, потому что еще любишь меня!

– Вот глупости! – фыркнула я.

– Значит, не пригласишь меня к себе? – спросил он, остановив машину у подъезда.

– Вот глупости! – повторила я и пробкой вылетела на улицу.

Я ворвалась домой – щеки пылали, внутри все дрожало. «Эх, ты – Любочка, Любочка! И зачем тебе нужно, чтобы мы с ним помирились?» – все крутилось у меня в голове.

Может, я не замечаю очевидного – того, что видят все вокруг, может, я обманываю себя, вбив в голову, что люблю Власа?

Кронский для меня, что маленький комочек варенья на самом кончике чайной ложки, варенья не простого, а дающего на время беспредельное счастье и блаженство – варенья, приготовленного не из сливы или клубники, а из индийской конопли. Зелье, к которому хочется прибегать снова и снова, чтобы вновь побывать в поддельном, суррогатном рае, подобно неисправимому гашишисту, который жизнь отдаст за зеленоватый комочек «варенья» на кончике чайной ложки. Но, как обычно, за любое удовольствие и наслаждение следует платить. В данном случае безволием и самоуничтожением.

Кронский – это соблазн, который сравним только с запретным плодом – если вкусить его, потеря спокойствия и благополучия обеспечена.

Жизнь с Власом есть воплощение земного рая, только без дерева с запретными плодами. А какой рай без дерева с запретными плодами?

Кронский снова ворвался в мою жизнь; он подобно цунами сносил в моей душе все благочестивые намерения и правильные, удобные для жизни мысли и представления о безмятежном будущем. И что я за человек такой непостоянный и отходчивый? Как пластилин! Из меня может кто угодно слепить все что заблагорассудится. Нет! Так нельзя! Я не желаю думать о Кронском! Это губительные мысли – они разъедают мое сердце, как соляная кислота (одна из самых сильных), которая растворяет все металлы, стоящие в ряду напряженности аж до водорода! В конце концов, он меня предал, променял на жирную крашеную блондинку с черными у корней волосами и маленькими, невыразительными глазками. Я сказала себе еще полгода тому назад, что никогда в жизни не свяжусь с «Лучшим человеком нашего времени» и не намерена менять своего решения. Влас сейчас далеко – от этого и мысли всякие глупые в голову лезут.

Но я ничего не могла с собой поделать и продолжала думать, думать… Как вдруг задребезжал домофон.

Анжелка! Неужели пять часов?! После вчерашнего маминого нашествия холодильник до сих пор оставался пустым – мне даже подругу угостить нечем! А Огурцова «поесть не любит».

Я открываю дверь, и мною овладевает такое чувство, будто бы до этого я стояла перед скрытой занавесью картиной, зная наверняка, что на ней изображено, но когда вдруг сдернула ткань, увидела совершенно не то, что ожидала. Передо мной стояли все члены нашего содружества.

Все они стояли на пороге и злобно глядели на меня.

– Что, не ждала? – с усмешкой спросила Анжелка. После родов она еще больше раздалась и теперь несоответствие ее нижней и верхней части было поистине комическим – до того места, где по идее должна быть талия – пятьдесят шестой размер, а выше – пятидесятый. Вообще выглядела она плохо – лицо круглое, отечное…

– Почему? Тебя ждала, – я совершенно растерялась и тупо уставилась на друзей. – Что-то случилось?

– Случилось, – грозно проговорила Огурцова, и все они вдруг стали надвигаться на меня.

Я тут же догадалась, что случилось и почему они все вместе посредством Анжелкиной хитрости завалились ко мне – наверняка прочитали книгу и им не терпелось выяснить отношения.

– У меня толстые, упрямые ноги, да? И я стала балалаечницей только потому, что тупая и больше ни на что не способна? – с каждым вопросом Огурцова делала шаг вперед, заталкивая меня в глубь квартиры, остальные же с ненавистью смотрели мне прямо в глаза. Только Пулька давилась от смеха. Мне вдруг почудилось, что они пришли меня убить. – Отвечай! – гремела Огурцова, выталкивая меня из коридора в кухню, однако объяснений дожидаться не стала и продолжила допрос: – Моя главная проблема была в том, что до двадцати девяти лет я оставалась девицей? А как ты посмела трогать моих родителей? Какое тебе дело до их увлечений? Ну и что же, что они любили индийское кино, занимались йогой и уринотерапией?! Значит, мой отец подкаблучник? – спросила она и приперла меня к балконной двери.

– Девочки! Ну что вы стоите и молчите! Ведь она меня сейчас с третьего этажа сбросит! – закричала я, по-настоящему испугавшись.

– Так тебе и надо! – вдруг отозвался мой лучший друг и бывший сокурсник Женька. – Не будешь пасквили писать!

– Но я написала всю правду! – крикнула я и вдруг поняла, что действительно ничего не придумывала. – Я описала вас так, как вижу и воспринимаю. В каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое! А вам нужно, чтобы я вас приторно-сахарными изобразила?! Говорите, про кого я хоть единое слово выдумала? – расходилась я.