Фудблогер и обжора - Анна Жилло Страница 7

— Слушай, ну я не знаю, — Сова закашлялась в трубку. — Я бы на твоем месте не рисковала. Новости каждый день такие паскудные. Хоть телевизор не включай. В Италии твоей уже куча народу заболела. Охота тебе лезть на рожон? Ведь это ж, вроде, не по работе, а просто потусоваться?

— И по работе тоже, — буркнула я. И так не по себе, а тут еще советчики со всех сторон. — Не гони волну, Свет. Во-первых, никакая не куча, всего десяток. Во-вторых, у нас тоже несколько китайцев заболело. И что, теперь из дома не выходить?

Внутренний голос намекнул, что этот десяток — как раз в Ломбардии, куда я отправляюсь. И что где сегодня десяток, через пару дней запросто будет сотня. Или больше. Но я отмахнулась. Паникеров — к стенке!

— Кто знает, — вздохнула она. — Может, и придется. Не выходить. Свекровь у меня врач как-никак. Говорит, это первая предупредительная мера, если что. Карантин по домам. Я вот не знаю, у меня простуда какая-то странная. Может, в Париже эту заразу подцепила. Там тоже китайцев полно.

— Ну хватит сочинять! Ты в Париже месяц назад была, а простуда только сейчас вылезла. Мне другое интереснее. Как тебя не линчевали после той поездки.

— Ну… — Сова хрипло рассмеялась. — Теперь я в семье паршивая овца. Представь, ужас какой — забила на коллективный праздник, уехала в свой день рождения одна за границу. А вдруг не одна? Бедный Бортников, меж двух огней оказался. Но, как говорят, ночная кукушка дневную завсегда перекукует, а ему, по ходу, надоело передергивать.

К счастью, Сова не стала вдаваться в подробности своей интимной жизни, а продиктовала список всяких штук, которых хотела бы из Милана. За этим она и звонила, а вовсе не для того, чтобы попытаться отговорить от поездки. Но как же не позанудничать?

Закончив разговор, я бродила по квартире, не зная, чем заняться. Чемодан собран, такси на четыре утра заказано: единственный прямой рейс отправлялся в семь часов. Перед вылетом мне всегда было как-то нервно. Словно уже на пороге. Хваталась за одно, за другое и ни на чем не могла сосредоточиться. Но сейчас беспокойство подступило намного крепче. И вдруг…

Это всегда наваливалось внезапно. Тревога переходила в сосущую тоску, закручивалась воронкой, затягивала в себя. А там, на дне водоворота, сидело чудовище, урчащее вкрадчиво, но настойчиво, так, что невозможно сопротивляться.

Открой холодильник! Съешь все, что там лежит. Заполни ноющую пустоту в желудке. А потом бегом в магазин. Купи сладкого, жирного, мягкого — такого вкусного. Много всего! И ешь, ешь, ешь! Вдыхай запах еды — так, чтобы текли слюнки. Обволакивай рот вкусом — чтобы каждый рецептор на языке умирал от блаженства. Откусывать, жевать, глотать — вот самое большое наслаждение в жизни. Секс? Ерунда, разве может секс сравниться с едой? С ней вообще ничто не может сравниться! Есть, чтобы жить? Глупости! Жить, чтобы есть, и только так!

Завизжала истошно розовая свинья Пигги, посаженная в холодильник для охраны от несанкционированных набегов. Я давно перестала обращать на нее внимания, но не убирала: пусть себе верещит. Одна из первых заповедей жруна: не держать в холодильнике ничего готового к немедленному употреблению, кроме сырых овощей и фруктов. Никогда не готовить про запас, только на один раз. А сейчас там не было вообще ничего, три яйца и пара пакетов заморозки: перед поездками избавлялась от залежей начисто.

Закрыв дверцу, я приняла волшебную таблетку — мягкий антидепрессант, который обычно используют при панических атаках и тревожных состояниях. В моем случае тоже помогало, если удавалось захватить жор на подступах. Хотя и не сразу. Дожидаясь, пока зайдет, залила кипятком из термопота столовую ложку овсяных хлопьев — в жиденькую несоленую кашу, почти суп. Смаковала по кофейной ложечке, медленно-медленно, дожидаясь, пока лекарство не загонит чудовище в спячку. Приправляя мантрой аутотренинга: я спокойна, я совершенно спокойна…

Все, отпустило. Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни…

Сделав несколько глубоких вдохов под открытой форточкой, тщательно вымыла чашку, поставила в сушилку. Сердце еще колотилось об ребра, но уже потихоньку успокаивалось. В ушах звенело, пальцы мелко подрагивали.

Когда это случилось впервые после клиники, где-то месяцев через восемь, удержаться не смогла. Смела все, что было, и остановилась, обнаружив себя на сайте доставки пиццы, где заказала три самые большие. Отменила заказ, когда оставалось только оплатить. Отловила себя на полпути к унитазу. И разрыдалась до истерики. Хотя при выписке предупреждали: так будет. Рано или поздно, но обязательно будет. Булимия неизлечима, как и любая другая наркомания. Можно только продлевать ремиссию правильным образом жизни и купировать приступы.

Тогда я уже вернулась в Питер и жила одна. На следующий день вплотную занялась поиском «дежурного» психотерапевта-коуча. И нашла — сурового кавказского мужчину по имени Автандил, крутейшего специалиста по таким случаям. И страшно дорогого. Тогда он замечательно вправил мне мозги, вывел из штопора и обрисовал перспективы.

«Мари, люди попадают в катастрофы, теряют руки, ноги, зрение, слух, возможность передвигаться. Ты попала в катастрофу. Прими это и научись с этим жить. Никто не виноват. Это произошло. Это болезнь, и она будет с тобой до конца дней. Но в наших силах держать ее в узде».

Тогда он вытащил меня, и мы договорились, что буду обращаться к нему, когда ситуация станет выходить из-под контроля. Когда пойму, что сама не справляюсь. Как к крайнему средству. За без малого пять лет я приходила к нему еще дважды. И вот сейчас, похоже, снова пришло время. Вернусь и обязательно позвоню. Потому что такой приступ — первый звоночек. Пока я справилась, но обольщаться не стоило.

Лекарство срубило не только чудовище, но и меня. Глаза слипались. Поставив будильник на три часа ночи, я легла спать.