Пока мы не встретились - Карен Рэнни Страница 7

– Он всегда был таким, – продолжала Кэтрин. – Всегда думал о других больше, чем о себе.

На самом деле в характере Гарри не было ничего подобного. Гарри Дуннану не было дела ни до кого, кроме Гарри Дуннана.

– Викарий часто вас навещает? – спросил Монкриф, чтобы сменить тему. Его раздражало бесконечное перечисление достоинств Гарри.

Вопрос удивил Кэтрин. Она с недоумением посмотрела на гостя:

– О да, конечно. Почему вы опрашиваете?

– Неужели вы такая уж грешница?

По щеке Кэтрин покатилась одинокая слеза. Монкрифу хотелось протянуть руку и стереть ее, но он сознавал, что это слишком интимный жест.

Кэтрин тряхнула головой и опустила взгляд.

– Теперь это не имеет значения, – чуть слышно произнесла она, продолжая поглаживать письмо. Сколько раз она его прочитала? Сто? Тысячу?

– Вы сохранили все его письма? – Полковник знал ответ. Кэтрин бросила на гостя возмущенный взгляд, как будто он покусился на нечто святое.

– Разумеется. Я помню все, не только это. Письма – единственное, что у меня осталось от Гарри.

Испытывая неловкость, Монкриф поднялся и подошел к окну.

– Мадам, ваш муж умер уже несколько месяцев назад.

– Так все говорят.

Монкриф оглянулся. Кэтрин с невероятной нежностью сложила письмо и убрала его в карман.

– Но я все еще слышу его голос. Письма разговаривают со мной.

Взгляд ее темных заплаканных глаз заставил полковника смутиться. Потеря, отчаяние, одиночество так явно отражались на лице Кэтрин, что ей не было нужды говорить о своих чувствах.

– Эти слова как будто воскрешают его. Я их читаю и вижу его. Он так близко, вот как вы сейчас.

– У меня есть еще одно. – Монкриф с ужасом услышал собственный голос. – Еще одно письмо от Гарри.

Глаза Кэтрин расширились. Она выпрямилась.

– Неужели, правда?

Вынужденный продолжать ложь, Монкриф кивнул:

– Он написал его перед смертью. Он думал о вас и хотел написать.

Странно было не то, что Монкриф так быстро придумал эту ложь, а то, что он почти убедил себя, что видел, как Дуннан пишет.

Кэтрин быстро оглядела мундир Монкрифа, перевела взгляд на его руки, словно бы ожидая, что письмо мужа появится прямо сейчас.

– Вы мне его дадите?

– Я его не принес. – Силы, а с ними и изобретательность вдруг покинули Монкрифа. – Оставил его в трактире.

Кэтрин поднялась на ноги, но покачнулась. Монкриф бросился ей на помощь, но она только отмахнулась. Как долго она не ела?

Женщина добрела до противоположной стены и потянула за богато расшитый шнурок.

– Я вызову кого-нибудь из слуг. – Она обернулась к гостю. – Мы можем послать его за письмом.

– В этом нет необходимости. – Монкриф шагнул к женщине. – Завтра я его привезу.

Лицо Кэтрин помертвело.

– Зачем так долго ждать? Не могли бы вы вернуться сегодня вечером?

Какое помутнение разума вынудило его заявить, что есть еще одно письмо? Разве новое письмо от погибшего мужа могло облегчить ее страдания?

– Боюсь, это невозможно.

– Значит, завтра?

Монкриф поклонился. Кэтрин ответила кивком, явно ожидая, что гость сейчас уйдет. Испытывая муки совести, полковник попрощался и покинул хозяйку.

Кэтрин вернулась к себе в комнату и слабой рукой прикрыла дверь. Сердце отчаянно колотилось. Было трудно дышать. Вытянув руку, она оперлась о стену, надеясь, что слабость и дурнота пройдут.

О Боже, горе отняло у нее все силы.

«Мадам, ваш муж умер несколько месяцев назад».

Кэтрин прижалась щекой к стене. Почему люди все время напоминают ей о том, что Гарри погиб? Неужели они считают, что она может об этом забыть? Проснуться утром, потянуться, улыбнуться солнцу, не думать о том, что она теперь вдова?

Какой самонадеянный человек! У него слишком пронзительный взгляд, слишком пристальный. Казалось, что нежданный гость следил за каждым ее движением. В форме шотландских стрелков он выглядел очень представительно. Высокий, как Гарри. Только у Гарри были светлые волосы, а этот – черноволосый. И еще: у Гарри были добрые карие глаза, а у полковника – синие, острые.

Кэтрин вздохнула и с тревогой посмотрела на стоящую вдалеке кровать. Хватит ли сил дойти и не упасть? Колени подгибались от слабости, как будто она шла без отдыха несколько дней, а ведь она всего лишь поднялась по лестнице.

Придерживаясь рукой за стену, она добралась до кровати, облегченно вздохнув, легла в постель и натянула на себя одеяло.

– Вот как! – Голос Глинет прогнал подступающий сон. – Снова лежите?

Не открывая глаз, Кэтрин кивнула. Пусть бы Глинет исчезла. Но компаньонка не желала пропадать. Вместо этого она подошла к кровати, поправила одеяло Кэтрин, взбила ее подушку.

– Вы действительно собираетесь снова спать?

– Я очень устала.

– Странно. С чего бы это? – с тревогой произнесла Глинет и убрала волосы со лба Кэтрин. Ее рука показалась Кэтрин очень горячей, а собственный лоб – ледяным. Кэтрин стиснула зубы, чтобы не задрожать. – Расскажите мне о вашем госте. – Глинет придвинула к кровати стул и села.

Кэтрин открыла глаза и посмотрела на девушку. Глинет Роуэн была одного с ней возраста, скорее компаньонка, чем горничная. Кэтрин наняла ее больше года назад. В то время Кэтрин завидовала внешности Глинет: ее золотым волосам, доброжелательной улыбке, открывающей ровные белые зубы, яркому румянцу и особенно глубокому дымчатому цвету глаз. В Глинет было все, чего не хватало самой Кэтрин. Маленькая, изящная, она составляла контраст с высокой Кэтрин, которая сама себе иногда казалась неуклюжей.

В этот последний год Кэтрин привыкла во всем полагаться на Глинет. Та не возражала, даже взяла на себя некоторые из обязанностей Кэтрин и выполняла их с обычной своей улыбкой.

– Он из полка Гарри. Глинет кивнула.

– Я видела, как он уходил. Очень представительный мужчина. В форме.

– Тебе следовало с ним познакомиться.

– Я разговаривала с викарием. Вы же знаете. Я бы с удовольствием поменялась с вами местами.

Кэтрин вздохнула. У нее самой не осталось сил на викария.

– Что ему нужно на этот раз?

– Говорит, что боится, как бы церковная крыша не рухнула ему на голову. Думаю, он собирается выклянчить у вас еще денег.

Кэтрин прикрыла глаза.

– Он занимается этим каждый месяц. То одно, то другое. Дай ему, что он просит.

Глинет расправила одеяло на груди у Кэтрин. Та вдруг спросила: