Мой грешный пират - Рона Шерон Страница 67

– Значит, единственным его достоинством является титул? – спросила Аланис ядовито.

– Титул – всегда титул. Особенно такой, как у него. Если бы он обратился ко мне, как подобает джентльмену, возможно, я бы еще подумал. Я мог представить его Мальборо. Возможно, даже продвинуть его дело. Но не теперь! Боже упаси! Стефано Сфорца выбрал подлый путь. Затащил тебя в постель, не подумав о твоей репутации. Манипулировал твоими чувствами. Неужели ты этого не понимаешь?

– Я не хочу скандалить и расстраивать тебя. Ты был отличным дедом, и у меня нет оправданий своим действиям. Только, в отличие от Лукаса, Эроса привлекала я сама, а не чувство долга или мое соответствие общепринятому представлению о подходящей жене.

– Еще бы ему не возжелать тебя. Только такая женщина и способна соблазнить пресытившегося мужчину. Он мог заполучить любую раскрашенную шлюху, но ни одна из них не была способна восстановить его чувство достоинства. Ты его бесценный трофей, приобретение, воплощающее все то, чего он был лишен, награда за потерянные годы.

Вспомнив Леонору, Аланис печально произнесла:

– Когда он станет герцогом Миланским, мир забудет его дурную славу, и любая принцесса Европы почтет за честь стать его супругой.

– Ты слышала приговор короля. Он конченый человек. Стефано Сфорца, даже если переживет эту напасть, никогда не получит Милан. Его репутация безнадежно испорчена. Союзники бросят его, армия разбежится, потому что он не сможет гарантировать обещанные победы, капитаны пойдут искать других, более успешных полководцев. Миланцы будут вспоминать его с ненавистью и презрением. Он станет в глазах людей ничтожным неудачником, которого нужно сторониться. И смотреть на него будут с холодным пренебрежением. Такого человека хочешь ты себе в супруги, Аланис? Неудачника? И горемыку?

Ее глаза наполнились слезами.

– Ты совершенно его не знаешь. И не можешь о нем судить. Он надежный, сильный, умный. Я люблю его всем сердцем. Пожалуйста, поговори с королем. Ты знаешь его политику и, если захочешь, сумеешь предотвратить казнь.

– Алис, милая, ты… не в положении?

Аланис положила руку на свой плоский живот и пожалела, что не может ответить утвердительно.

– Вам, вероятно, не терпится вернуться домой, месье герцог, – заметил Людовик с кривой улыбкой. – Однако у меня в темнице сидит влюбленный принц, тоскующий по вашей внучке. И поскольку всем известно мое великодушие, я не могу отказать приговоренному в его последней просьбе.

Делламор настороженно смотрел на человека за королевским секретером.

– В его последней просьбе, ваше величество? И что это за просьба?

– Чтобы я позволил леди Аланис навестить его в Бастилии. Он донимал меня два дня подряд, посылая своих охранников. – Людовик хитро прищурился.

Герцог стиснул зубы.

– Алис, естественно, уважит приказ его величества. Однако я должен заметить, что характер отношений моей внучки с вашим пленником не стоит этого визита.

– Я слышал обратное, месье. – Король подался вперед. – Мои источники сообщили мне, что они обвенчаны.

– Это не так.

– …и что Стефано объединился с альянсом.

– Как представитель королевы Анны могу со всей ответственностью заявить, что это неправда.

В глазах Людовика промелькнуло сомнение.

– И вы не станете возражать, если я его повешу?

– Ради Бога, вешайте.

Хмыкнув, Людовик откинулся на троне.

– Ясно. Значит, домой вы не торопитесь.

Герцог понял, что должен поддержать игру и, наклонившись вперед, тихо произнес:

– Могу я шепнуть кое-что вашему величеству на ухо? Это дело весьма щепетильного свойства…

– Неужели?

Король приблизил к герцогу лицо.

– Они не венчаны, но, похоже, имела место одна неосторожность. Видите ли…

Француз до мозга костей, Людовик сгорал от любопытства.

– Да? Да?

– Принц Стефано несколько месяцев держал мою внучку у себя, ваше величество. Без соответствующего шаперонства старшей дамы.

Герцог многозначительно изогнул брови.

– И?..

– И все.

В горьком разочаровании, что ему отказали в скандальных подробностях, Людовик отрезал:

– Мои источники в папстве утверждают, что она предъявила папе брачное свидетельство, подтверждающее заключение брака на Ямайке несколько месяцев назад. Что скажете на это, месье?

Входя в роль старого сплетника, герцог пояснил:

– Он обманул ее. Обещал свадьбу, герцогство, титулы… Да вы и сами знаете, ваше величество, как наивны молодые девушки. Алис проглотила наживку, и вот! Похоже, что он уже обручен, и более того, его брачные обязательства имеют законную силу, если произносятся в Миланском соборе. Закон Ломбардии.

– Истинная правда! – Людовик оживился. – Закон Ломбардии! Теперь я вспомнил.

– Так что ваше величество понимает, почему у Алис нет основания для свидания с этим бесчестным распутником.

– Относительно него вы, конечно же, правы, тем не менее свидание состоится. В присутствии охраны. – Когда герцог открыл рот, чтобы возразить, король смерил его властным взглядом. – Такова моя воля, месье!

– Да, разумеется… Воля вашего величества…

Король подал сигнал, чтобы открыли дверь.

– Итак, все решено. Леди Аланис нанесет визит Стефано, после чего вы сможете уехать на свой маленький остров.

Аудиенция закончилась.

Когда наступил вечер, явился капитан Ла Виллетта, чтобы сопроводить Аланис в Бастилию. Велев ему подождать в прихожей, она зашла в комнату деда.

– Итак, ты отправляешься в парижскую темницу, – констатировал герцог. – Хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Я и сама справлюсь, – отклонила она его не совсем искреннее предложение. – С тех пор как я встретила Эроса, исследование подземелий стало для меня привычным делом. Для принца у него странная привычка селиться в самых отвратительных местах.

– Хм… Надеюсь, ты не тешишь себя надеждой вынести его тайком в своем кармашке.

Аланис улыбнулась.

– Боюсь, он слишком велик для этого. Но вдвоем мы что-нибудь придумаем.

Мысль, что она его увидит и прикоснется к его телу, наполняла ее радостью и надеждой. Герцог вынул монокль.

– Людовик считает, что твой пират переметнулся на нашу сторону. Как ты намерена убедить монарха, что его фаворит все еще предан ему?

– Эрос никогда никому не присягал на верность. И не потерпит никакого короля над своей дурной головой.