Боковая ветвь - Ирина Степановская Страница 67

— Вероятно, я могла бы утешиться этими словами, как утешалась много лет, — она решила закруглить разговор, — но теперь мне на все наплевать. Пойдем лучше сходим в «Ущелье». Отметим последний вечер, раз завтра будем уже в Москве. Кстати, билеты в порядке?

— В порядке.

И они оба замолчали надолго. Серов стал дальше читать газету, а Наташа разглядывала цветы за окном, внизу на газоне и думала о Жене. А вдруг она была бы с ним счастлива?

«Ущельем» называлась шашлычная, расположенная в уютной низине между двух аллей, усаженных кипарисами. Вниз вела гранитная лестница, по сторонам дичились заросли самшита и можжевельника, а сверху, с горы, виден был лишь ароматный, поднимающийся к небу дымок да слышалась музыка для тех, кто приходил сюда не только поесть, но и потанцевать.

Наташа ушла в номер, чтобы отдохнуть и переодеться, и пока теплый душ омывал ее тело, ей было жаль, что она чувствует лишь прикосновение водных струй, а не молодых ласковых рук. Потом она подумала, что надеть, и остановила свой выбор на красном платье. Ей удивительно шел красный цвет. Вообще-то женщинам он идет нечасто. Светлая кожа на фоне красного становится блеклой. Но у Наташи от природы была матовая, ровная, слегка желтоватая кожа. И глаза ее в зависимости от цвета платья меняли оттенок. Если ткань была алая — глаза казались серыми и холодно блестели на солнце. Если же оттенок красного отдавал в пурпур, глаза у Наташа становились светлые, прозрачные, нежно-зеленые. Все остальное — прическа, макияж, туфли — было лишь делом техники.

В этот вечер красный шелк на ней напоминал оттенком домашнее вино. И Наташа в нем была самой красивой женщиной на всем побережье от Лазаревского до Сочи. Ее муж подумал и надел темно-серую рубашку с короткими рукавами и светлые брюки. А на шею нацепил зачем-то судейский свисток на шелковом грязном шнурке.

— А свисток-то тебе зачем? — удивленно посмотрела на него Наташа.

— Буду свистеть в тот момент, когда к тебе кто-нибудь будет приставать!

Наташа не сдержала смешок, и настроение у нее стало игривым. Они пошли.

«Вот и еще день прошел… — думала она, нежно поглаживая шершавую кожу каждого кипариса, мимо которого проходила. — Прекрасный, теплый, безумный день у моря. День, полный любви. Я хочу запомнить его навсегда. Завтра этот день уже будет в прошлом, я буду в Москве, а там меня с нетерпением ждут далеко не за тем, чтобы объясняться в любви. Что же, борьба есть борьба. И я борюсь! И впереди еще целая жизнь!»

«Ущелье» уже было под ней, и она, перегнувшись через кусты и перила, заглянула вниз, чтобы определить, кто сегодня готовит шашлык, много ли народу за столиками под навесами и свободно ли ее любимое место под естественным укрытием наклонившегося низко олеандра.

Она сразу увидела Женю, мрачно сидящего на крайней скамейке за шашлыком и стаканом вина. Сейчас он был один, без своего друга-велосипеда. Он сидел в позе байроновского героя, все в той же выгоревшей на солнце спортивной майке и в шортах, такой молодой, загорелый, мускулистый и такой мрачный, что ей захотелось немедленно его обнять и погладить по голове, как ребенка. Она еле сдержалась, чтобы бегом не спуститься к нему и не задушить его поцелуями. Несколько девушек, ожидающих кавалеров и лопающихся со скуки в ожидании танцев, уже наливались вином и пачкались шоколадом. Несколько пар для разминки лениво топтались в круге для танцев. Любимый столик Наташи был, к счастью, свободен, и они с Серовым неспешно пошли к нему, как вдруг одна из танцующих пар завладела ее вниманием.

«Алексей! Точно он!» — узнала она очертания знакомой фигуры во мраке, и сердце у нее похолодело. Не помня себя, она уселась за столик. Танцующий мужчина теперь повернулся к ней лицом, но рассмотреть его черты в полумраке южной ночи было сложно. Она смотрела на него во все глаза и пыталась уговорить себя: «Откуда здесь ему взяться, в этом закрытом от чужих глаз местечке, куда до сих пор не продают свободно путевок? Конечно, это не он, я ошиблась! Здесь танцует молодой мужчина лет тридцати, а Алексею уже должно быть сорок. Он должен быть гораздо грузнее, мощнее, чем этот танцующий человек. Пора перестать видеть его везде и избавиться от химер!» И, как ни странно, такая выволочка успокоила ее нервы. Увидев ее, Женя Савенко встал, и она тоже приподнялась и ласково помахала ему рукой, приглашая подойти и сесть вместе с ними. Но Женя сделал гордое и сердитое лицо и остался один. Серов ушел хлопотать насчет шашлыков, а Наташа спряталась в темном углу под цветущими ветвями бело-розовых олеандров.

Шашлык был на редкость хорош. Наташа с удовольствием первобытного человека, сидящего у костра, наслаждалась жареным мясом, ранней зеленью и овечьим сыром. Она еще несколько раз махала Жене рукой, но тот был все так же одинок и неприступен.

«Потерпи, милый мальчик! — думала Наташа. — Завтра я уеду, и тебе не дадут тут скучать! Найдешь себе пару и будешь еще долго и молод и счастлив! И я буду только радоваться за тебя».

И эти благородные мысли так нравились ей самой, что, обдумывая их, она совершенно забылась, до тех пор, пока совершенно случайно не обратила внимание, на кого пристально смотрел ее благоверный. А он, не стесняясь, пялился на толстый, обтянутый мини-юбкой зад молодой девицы, сидящей за соседним столом. Это была та самая девушка, которую заметила Наташа во время обеда.

Что и говорить, объективно — для тех, кто любит формы пятьдесят второго размера, — зад был действительно очень хорош. Насколько была осведомлена Наташа, бывшая супруга Серова как раз имела приблизительно этот размер. Серов же уверял, что он не переносит комплекции такого объема.

«Нас всех пора помещать в клинику неврозов, — подумала Наташа и решила не смотреть на соседку. — Мне, наверное, кажется, что она его интересует. Не может же он, в самом деле, сидя со мной за шашлыком, флиртовать с другой женщиной?» Но, как она ни уговаривала себя, противостоять очевидному было трудно: Вячеслав Сергеевич время от времени оборачивался и с интересом оглядывал аппетитный зад. Да, там действительно было на что поглядеть: круглые светло-коричневые коленки, упругие ляжки и сильно обтянутые ягодицы не оставляли никаких сомнений в сексуальности экземпляра в целом. Наташе оставалось только скептически улыбнуться. Серов, очнувшись, перехватил ее взгляд и сощурился. Так щурится хищник, притворяясь ласковым паинькой, перед тем как впиться зубами в кусок мяса.

«Этот инстинкт в нем непобедим, хоть умри, — подумала Наташа. — Когда тигру хочется мяса, он выходит на охоту каждую ночь! Отговорить от этого его нельзя, отвлечь тоже. Можно только убить, но разве это по-христиански? Хотя сидеть в красном платье, когда видишь, что предпочтение отдается кому-то другому, чрезвычайно противно».

На площадке быстро темнело. Ее сердце делало сто сорок ударов в минуту.

«Опять! — Она еле сдерживалась, чтобы не залепить Серову прямо в его повернувшееся к ней ухо. — А когда я стала почти такой же толстячкой, он пригрозил, что разведется со мной. Фарисей! И все это при Жене!»

— Может, пойдешь потанцуешь? — Она сказала это специально, чтобы снять тяжело нависшую паузу. В конце концов, нужно же соблюдать приличия! Он мог бы сначала пригласить ее, Наташу, а потом у нее хватило бы сил сказать, что болит голова. И она ушла бы к себе в номер тосковать и плакать, а он уж тогда мог бы делать все, что захочет. Но нет, он, видимо, так возбудился, что забыл сам себя. Ладно еще, что ей не приходится вытирать ему слюни!