Математика любви - Эмма Дарвин Страница 65

– Все на свете заканчивается, – прошептала она, и голос ее дрогнул. – Однажды ты сказал, что во время отступления лорд Веллингтон ни в малой мере не продемонстрировал присущий ему талант военного гения. Или, быть может, я поняла тебя неправильно. Без сомнения, мисс Дурвард способна цитировать главы и стихи Библии наизусть. Я не обладаю столь впечатляющими талантами, но достойное расставание все еще остается в моей власти.

Она развернулась, чтобы идти к калитке, и я поспешил за ней.

– Катрийн… милая моя…

Она остановилась, и я заключил ее в объятия. Я ничего не мог с собой поделать. Я так часто искал у нее утешения, что сейчас, когда нуждался в нем сильнее обыкновенного, не мог не прильнуть к ней снова.

Она на мгновение прижалась ко мне, а потом отстранилась.

– Пожалуйста, отпусти меня, Стивен. Даже актрисам не нравится, когда влюбленные расстаются в реальной жизни.

– Разумеется, – ответил я и распахнул перед ней калитку. Когда она проходила мимо, я уловил аромат ее духов. Она, пожалуй, удивилась не меньше меня самого, когда я снова обнял ее и поцеловал. Она ответила на поцелуй так, что во мне проснулись все прежние восторженные ощущения, затем оттолкнула меня и, прежде чем я успел последовать за ней, бросилась по тропинке к тому месту, где ее ожидал экипаж.

Я стоял и слушал, как хлопнула дверца кареты, как застучали колеса, унося ее вдаль. Я вновь ничего не чувствовал. Мне казалось, что эмоции последних минут нахлынули на меня и умчались прочь так быстро, что не задели душу. Я ощущал только глубокий, леденящий холод, который сделал меня бесчувственным к прочей боли. Повернувшись спиной к калитке, я оперся о нее, глядя в сад, где вдалеке за деревьями светился огнями дом. На террасе виднелась неясная, бледная и высокая фигура. Это была мисс Дурвард, и, пока я стоял и смотрел на нее, она начала спускаться по ступенькам.

– Я не помешаю вам, майор?

– Ничуть, – с трудом сумел выдавить я.

– Я несколько… обеспокоилась, когда в гостиной… когда вы рассердились или расстроились. Я не могла понять, что стало тому причиной. Прошу вас, поверьте, что никто из нас и в мыслях не держал обидеть вас.

Ко мне начали возвращаться хорошие манеры.

– Нет, конечно нет. Это были всего лишь воспоминания, разбуженные… этим чудесным видом, но воспоминания слишком давние, чтобы стоило предаваться им вновь.

– Эти воспоминания… они похожи на те, которые сохранились у вас после Ватерлоо? Я до сих пор не могу простить себе этого.

– Вы ни в коем случае не должны упрекать себя. Вы ни в чем не виноваты. А сегодняшний вечер не имеет ни малейшего отношения к моей армейской службе.

Она ничего не ответила.

Я не мог быть уверен в том, что она не видела Катрийн, и с этой мыслью ко мне вновь вернулась печаль. У меня заныло сердце, в горле застрял комок, и я не мог произнести ни слова.

Затем она сказала:

– Майор, я… я не имею привычки вмешиваться в чужую жизнь. Когда я попросила вас навести справки о Джордже, думаю, это был первый раз, когда я решилась на подобный шаг. И я прекрасно знаю, что, – она улыбнулась, – как говорит Хетти, большую часть времени я слепа и глуха, то есть слепа и глуха к мыслям и чувствам окружающих. Она говорит также, что меня не интересуют сердца людей, пока я могу рисовать их лица. Но теперь… Я должна сказать, что если… если вы хотите… – Голос у нее сорвался, но после минутной паузы она продолжила: – Иногда бывает полезно выговориться. Потом становится легче. И если это поможет, то я готова вас выслушать.

– Вы очень добры, – сказал я. – Но…

– Даже если вы хотите поговорить о леди, с которой я только что вас видела.

– Я должен извиниться…

– С чего бы это? – прервала она меня. – Немногие из нас готовы жить по правилам, которые установило для себя общество с помощью закона или морали. Я не… Некоторые установления я нарушаю ежедневно, хотя и ненамеренно. Но я нарушала бы их и сознательно, если бы не беспокоилась о чувствах своей семьи. И только хорошее воспитание скрывает тот факт, что и вам претит жить по чужим правилам. Да что там говорить, иногда даже Хетти восстает против диктата правил поведения и морали!

Я лишь улыбнулся в ответ.

– И, – горячо продолжала она, – если вы до настоящего времени не поняли, что меня очень трудно шокировать, то далеко не столь проницательны, как я полагала.

Я улыбнулся еще шире, но ничего не сказал, и спустя мгновение она протянула мне руку.

– Ни за что на свете я не стала бы обсуждать ваши чувства. Вам достаточно сказать лишь одно слово, и мы никогда более не будем возвращаться к этой теме. Но в наших письмах мы говорили о столь многом в жизни, что я чувствую… я вижу, что вы несчастливы.

Это была правда, но я отважно заявил:

– Напротив… Она перебила меня:

– Я не имею в виду ваше пребывание здесь. Хотя эта леди…

– Эта леди и я… – Она хранила молчание. – С этой леди меня ничто более не связывает. Мы расстались по обоюдному согласию. Хотя я обязан ей очень многим.

– Но даже в том случае, когда влюбленные расстаются столь мирно, – спокойно заметила она, – все равно остается сожаление о том, что между ними все кончено.

– Вы правы.

Я более ничего не добавил, и молчание принесло мне облегчение… От чего? Я не знал, но понимал, что это чувство стало возможным лишь благодаря вмешательству мисс Дурвард.

Спустя некоторое время она сказала:

– Прошу простить меня. Это не мое дело. Мне не следовало даже пытаться вмешиваться. Господь свидетель, мною руководили лишь самые лучшие побуждения!

– Нет, прошу вас, вы совершенно правы. Я действительно испытываю сожаление – большое сожаление… великую печаль из-за того, что закончилась дружба. Но она закончилась не потому, что она… – У меня не было сил продолжать.

– Тогда из-за кого?

Я взглянул на нее. На лбу у нее, между нахмуренными бровями, пролегла морщинка. Ее вовсе не обуревало желание услышать занятную сплетню или очаровательную историю о великой страсти и столь же великой печали – она всего лишь хотела помочь мне. На мгновение в моем сердце ожила надежда, что я смогу рассказать ей о тех днях в Бера и Сан-Себастьяне.

Но потом я покачал головой.

– Я не могу… Это было слишком давно. Простите меня. – Я повернулся в сторону дома и предложил ей руку. – Становится прохладно. Пожалуй, нам стоит вернуться.

Мисс Дурвард приняла мою руку, но еще долго молчала.

Я вернулась в бывшие конюшни в то самое время, когда туда подкатил Криспин Корднер на жалкой замызганной спортивной машине с опущенным верхом. Он помахал мне и вылез из своей самоходной коляски, держа в руках бутылку вина.

– Привет, привет, Анна! Чертовски рад вас видеть! – Мы пожали друг другу руки. – Они уже там?