Дочь регента - Виктория Холт Страница 6

В Виндзорском дворце Шарлотте предоставляли меньше свободы, чем в Карлтон-хаусе, где ей позволялось ездить в гости к миссис Фитцгерберт на Саус-Адли-стрит и в Монтэгю-хаус, находившийся в Блэкхите. Впрочем, последнее на некоторое время было исключено по какой-то таинственной причине, которую Шарлотта твердо решила выяснить. Должна же существовать причина, по которой ей не разрешают видеться с матерью!

Шарлотта знала, что эти встречи никогда не вызывали восторга у ее родных. Бабушка охотно пресекла бы их, но не смела, ибо дедушка, дорогой старенький дедушка, который любил что-то бормотать себе под нос, а порой говорил так быстро, что поспеть за ходом его рассуждений было невозможно, вмешался и заявил, что нельзя разлучать девочку с матерью. А ведь дедушка как-никак был королем! Хотя теперь, похоже, и он согласился с тем, что Шарлотту не следует допускать к маме.

Но почему?

Здесь, в Виндзоре, Шарлотта была в кругу семьи и ей приходилось каждую минуту помнить о том, что она принцесса Шарлотта, которой когда-нибудь суждено будет стать королевой. Поэтому она должна научиться подавать пример своим подданным.

— Значит, короли и королевы всегда подают пример? — спросила она епископа, доктора Фишера, которого за глаза звала Фишкой.

Шарлотта терпеть его не могла, поскольку он постоянно твердил, что не доволен ее успехами. Как будто, сказала она миссис Кэмпбелл, своей любимой фрейлине, служившей во дворце под началом леди Клиффорд, епископ собирается сделать из нее настоятельницу монастыря, а не королеву Англии.

— Моя дорогая принцесса Шарлотта, — произнес епископ тоном, который девочка называла «высокопреподобным», — правители действительно должны подавать ослепительно прекрасный пример своим вассалам.

— Но, вероятно, так было не всегда, ведь некоторые правители поступали ужасно дурно. — Шарлотта лукаво рассмеялась: она обожала спорить со своими напыщенными менторами, и если ей удавалось доказать их неправоту — а это случалось довольно часто, — она долго потом наслаждалась своим триумфом. — Например, Георг Первый заточил жену в темницу на тридцать лет, хотя она ничего уже такого не сделала, он сам себя вел не лучше.

О; какой восторг! Бедняга вот-вот зальется краской стыда. Шарлотта поспешила продолжить:

— А Георг Второй был под каблуком у своей жены и даже этого не замечал. А...

Ладно, так и быть, бедного дедушку она оставит в покое, он ведь добрый... хотя ведет себя очень странно, и такое поведение вряд ли может послужить кому-нибудь хорошим примером.

— У нас были великие монархи, — напомнил Шарлотте епископ, — и вы поступите правильно, если будете обращаться мыслями к ним.

— Да, у нас была королева Елизавета. О, я часто о ней думаю. И столько читала книг! Но признайте, дорогой епископ, что и она порой поступала довольно дурно. Может, иногда это просто необходимо? Да, я думаю, необходимо. Быть всегда хорошей это так скучно! Хотя приятно, побезобразничав, вернуться на путь истинный и исправиться.

Епископ нахмурился и перевел разговор на теологию.

«Я их повергаю в растерянность, — подумала Шарлотта. — Они не понимают, что из меня вырастет. Пожалуй, им даже хотелось бы меня сурово наказать, однако они помнят, что когда-нибудь я стану королевой».

Все дело в том, что никому неохота влезать в шкуру другого человека. Нужно быть самой собой.

«Но какая я? — спрашивала себя Шарлотта. — Да, конечно, я принцесса, которая в один прекрасный день станет королевой. Но если отвлечься от этого, то какая я?»

Однако отвлечься от этого было весьма непросто.

Шарлотта искренне предпочитала общаться не с доктором Фишером, а с доктором Ноттом, который вел себя гораздо более скромно, был не так самонадеян и действительно хотел, чтобы Шарлотта исправилась. Это он указал ей на то, что у нее есть привычка скрывать правду. Разумеется, она возникла не от хорошей жизни, ведь когда Шарлотта гостила у матери, ей приходилось делать вид, будто она совершенно безразлична к отцу; приходилось выслушивать пренебрежительные замечания в его адрес и притворяться, что они ее забавляют. Когда же Шарлотта бывала в обществе отца, она тщательно скрывала, что они с мамой видятся. Это ее нервировало, и, стараясь вообще не упоминать про маму, она порой от смущения ляпала что-то не то. В таких случаях Шарлотта пыталась выпутаться из затруднительного положения, прибегнув к откровенной лжи.

Например, заявляла:

— Я уже несколько недель не видела принцессу Уэльскую.

Хотя на самом деле встречалась с ней несколько дней назад.

Доктор Нотт стремился избавить ее от этой дурной привычки и не уставал повторять, что она должна преодолеть свой порок, ибо ложь — это грех..

— Да-да, дорогой Нотти! — обычно восклицала Шарлотта. — Но принц же не хочет слышать о том, что я вижусь с мамой. Я пекусь о его благе, а разве дети не должны печься о благе родителей? Конечно, человек должен почитать отца и мать, но признайте, Нотти, что когда сами родители не почитают друг друга, они ставят своих отпрысков в щекотливое положение.

Однако дражайшего Нотти в эти дрязги втягивать не следовало, ведь он сама кротость. Ну, куда ему учить принцессу Шарлотту? Девочка его обожала, хотя в последнее время ей нравилось повергать Нотти в смятение. Поэтому она всегда торопилась прийти к нему на помощь и добавляла:

— Но я постараюсь быть правдивой. Я понимаю, что человек должен быть правдив.