Нет рецепта для любви - Евгения Перова

Он очнулся. Голова просто раскалывалась от боли, поэтому некоторое время он полежал, с недоумением рассматривая обстановку вокруг: белый потолок с трещинами, желтая стена, на ней – разноцветные картинки непонятного содержания. Другая стена почему-то голубая. Шкаф, ломящийся от книг и безделушек, дверь с нарисованной наискосок радугой, окно без занавесок, в углу – огромный фикус в кадке. Он сделал было попытку сесть, но стены поплыли и закружились. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. И где это – здесь? Ничего не вспоминалось, в окружавшей его сознание беспросветной тьме возникали только какие-то неясные – не в фокусе – образы. Словно глубоководные рыбы, они медленно всплывали и опять тонули, сверкнув на мгновение бликом на чешуе. Вскоре около него образовалась какая-то жизнь – что-то шевелилось, шелестело, пыхтело, попискивало, покашливало и шепталось:

– Как тебе кажется, проснулся он или нет?

– Не знаю.

– Ну посмотри, посмотри на него – вполне приличный. И лицо такое интеллигентное.

– Да уж.

Он открыл глаза, с трудом повернув голову на звук, и чуть не упал с дивана: перед ним выстроилась удивительная группа – большой черный кот, маленькая лохматая собачка, низенькая пухленькая девушка и высокое тонкое создание в бесформенном сером свитере с белой крысой на плече. Толстушка смотрела на него с явным интересом, а создание – скорее брезгливо.

– О, проснулся! – сказала толстушка. – Привет. Как ты?

– Ни… ничего, спа… спасибо…

– Вот видишь, воспитанный.

– Ну да, – с сомнением в голосе произнесло существо в свитере.

– Вы кто? – спросил он, морщась от головной боли.

– Мы? Я Наполеон.

– Кто?!

– Бонапарт, – пояснила толстушка и повернулась в профиль, заложив руку за борт воображаемого сюртука.

– Бо… Бонапарт?

– Ну да. Вот это – Киви и Дуся, а это – Гамлет и товарищ Шариков.

Он с трудом сел, чувствуя, что ум заходит за разум. Ну с товарищем Шариковым все ясно: лохматая дворняжка радостно скалила зубы и молотила хвостом. Гамлет – черный кот с белой искоркой на груди – был явно и определенно беременным. Существо в бесформенном свитере носило совершенно неподходящее имя Дуся. И еще крыса, которую почему-то звали Киви. Просто зоопарк какой-то.

– Хочешь кофе? Пошли на кухню.

Все, не мешкая, удалились. Последней, подозрительно оглядываясь, ушла кошка по имени Гамлет.

Ничего по-прежнему не понимая, он с трудом поднялся – процесс занял массу времени и потребовал приложения нечеловеческих усилий – и поплелся на запах кофе. Кухня оказалась очень маленькой и светлой, а на окне висели разноцветные стекляшки на леске, сверкавшие на солнце и пускавшие вокруг радужные блики. От блеска у него еще больше заломило в висках. Кошка Гамлет сидела на подоконнике и умывалась, товарища Шарикова и Наполеона не было видно, а создание с крысой на плече мрачно разливало по чашкам кофе.

Щурясь от обилия света, он разглядел за окном голые деревья и несколько белых многоэтажек – типичный пейзаж московского спального района. По небу быстро плыли серо-лиловые облака. Ноябрь, что ли? Или март? Какой сейчас месяц-то? Куда он попал? И почему та странная девица называла себя Наполеоном, а беременную кошку – Гамлетом? Надо бы выяснить, как он здесь оказался.

– А почему кошку зовут Гамлет? – спросил он.

– Ну не сразу народ понял, что кошка. Думали, кот.

– А почему Наполеон?

– Ей так нравится. Считает, что похожа. Особенно в профиль. Не заметил? А вообще-то Ира. Пошла с собакой гулять. Еще вопросы есть?

Создание поставило перед ним чашку с кофе, который оказался горячим и в меру сладким. Именно это ему сейчас и было нужно.

– Спасибо, Дусенька.

– Какая я тебе Дусенька?

– А как же?

– Я Киви. А Дуся – вот она, крыса.

– Извини, я не понял. Но почему ты Киви?

– А что, нельзя? Ирка – Наполеон, я – Киви. А тебя-то как зовут?

– Меня?

И тут он вдруг похолодел, а стены снова угрожающе заколыхались вокруг: он не помнил, как его зовут! Он не помнил вообще ничего: ни имени, ни фамилии, не говоря уж об отчестве. Ни адреса, ни профессии, ни возраста. Никакого представления вообще, кто он такой! От ужаса потемнело в глазах, и он почувствовал, что теряет сознание…

– Эй! Эй, ты что?

Перед ним загадочно мерцали глаза – золотисто-коричневые с темными ободочками, они были окружены длинными ресницами и сияли, как звезды. Медовые глаза…

– Твои глаза – цвета гречишного меда…

– Ну вот, очнулся. – Киви выпрямилась: не в силах поднять его с пола, она просто помогла ему сесть и плеснула в лицо водой. – Что это ты? С тобой все в порядке?

– Нет. Со мной все не в порядке, – сказал он, вытирая рукой мокрое лицо. – Представляешь, я ничего не помню. Совсем ничего.

– Что такое гречишный мед, ты помнишь?

– Вот только это и помню. А все остальное – нет. Ни – кто я, ни что – я, ни – где я… И кстати, где это я?

– Ты у Наполеона. То есть у Иры. Ира Кольцова, моя подруга. Она тебя вчера вечером подобрала на улице.

– На улице?

– Ну не совсем на улице. Короче, ты сидел на лавочке у ее дома и засыпал. Холодно было. Она тебя пожалела и подобрала. Не помнишь?

– Не помню. Я что, пьяный был?

– Не знаю. Ирка говорит, вроде не пахло. Она решила, тебе плохо. Она такая: всех подбирает. Кошек, собак, крыс. Теперь вот мужика подобрала.

– Боже! А где это все находится?

– Что – все?

– Ну, эта улица, где она меня подобрала?

– Где эта улица, где этот дом! Улица Строительная, дом двенадцать. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет, ни о чем.

– Что же с тобой делать?

Киви мрачно смотрела на него своими медовыми глазами. В коридоре загрохотало: Наполеон и Шариков вернулись с прогулки.

– Наполеон, что с ним делать? Он ничего вспомнить не может и в обмороки падает. Я тут с ним не останусь. Ни за что.

Наполеон, отбиваясь от Шарикова, ввалилась в кухню. Кошка раздраженно зашипела, а крыса, до этого шуровавшая в мусорном ведре, ловко залезла Киви на плечо.