Разящая стрела Амура - Ирина Родионова Страница 6

Не дождавшись ответа, регистраторша сделала два шага назад и пропала среди митингующих!

Конверт оказался незапечатанным. Вера Николаевна заглянула внутрь и увидела там… пятьдесят рублей.

Опечаленная мадам Савина опустила свой плакат и побрела прочь.

* * *

Ариадна Парисовна крепко надавила на кнопку вызова дежурного.

Когда в окошечке появилась бритая голова, потомственная ведьма тут же сунула ей в нос книжечку.

— Санитарная инспекция! Плановый осмотр раздевалок и душевых! заявила она, стараясь говорить как можно громче и агрессивнее.

— Задолбали, блин-н-н… — ответил равнодушно-раздраженный голос из-за двери.

Стальная конструкция плавно, без скрипа, отворилась, и госпожу Эйфор-Коровину впустили внутрь.

— Паспорт давайте, — переплюнул через губу дежурный, не отрывая глаз от телевизора.

Ариадна Парисовна сунула ему в руки документ и внимательно оглядела помещение.

Проходная из стали и бетона, с камерами наблюдения, автоматическими турникетами, металлоискателем. Будка охраны за толстым, пуленепробиваемым стеклом, крутящийся стальной лоток для документов, как в железнодорожной кассе, переговорное устройство…

— Выходить будете, пропуск сдайте, — дежурный, не глядя на потомственную ведьму, бросил ее паспорт вместе с разовым пропуском в лоток, нажал кнопку и через пару секунд автомат доставил его к Ариадне Парисовне. Отделавшись от посетительницы, охрана полностью погрузилась в просмотр спортивной передачи.

— Спасибо, — кивнула потомственная ведьма и спешно покинула проходную.

Оказавшись на территории АЭС, госпожа Эйфор-Коровина попыталась сообразить, где именно находится реактор. О ядерных реакторах потомственная ведьма знала очень немного. Пожалуй, только то, что очень большая доза радиации устраняет любые магические воздействия.

«Пойду прямо», — решила Ариадна Парисовна и двинулась к самому большому зданию.

На нем оказалась табличка «Администрация».

— Значит не здесь…

«Но уж в администрации-то должны знать, где у них реактор!» — подумала госпожа Эйфор-Коровина и решительно дернула ручку двери.

* * *

Лейтенант Миронов отгадывал кроссворд. Дежурство выдалось относительно спокойным. За весь день в КПЗ доставили только двоих женщин, да и те, похоже, городские сумасшедшие. Первую привезли около пяти часов дня из центра. Требовала остановить распространение порнографии и пресечь разврат в комитете по образованию, иначе грозилась поджечь себя. Однозначно, тронутая. Вызвали психиатра, но тот приедет только завтра. Лейтенант вздохнул, придется всю ночь слушать крики: «Нет порнографии! Нет растлению малолетних!».

Вторая задержанная — субъект поинтересней. Пробралась на атомную электростанцию и пыталась выяснить точное расположение реактора. Приехала на дорогой иномарке, на руках куча поддельных документов. По паспорту семьдесят один год, а со спины смотреть, так не больше двадцати пяти… Лицо, конечно, очень морщинистое.

Миронов даже подумал, что это может быть специальная грим-накладка, как в фильмах показывают, но проверять не решился. Да и зовут бабку, прямо сказать, не обычно. Фамилию с первого раза не выговорить. В общем, решили ее проверить по картотеке Интерпола, и заодно по линии внешней разведки. Вдруг шпионка или террористка? На курсах повышения квалификации Миронову так и сказали: «Ничего нельзя считать невозможным. При нынешнем развитии информационных технологий и обилии криминально-фантастических романов, возможно все!».

Госпожа Эйфор-Коровина сидела в «обезьяннике» и блаженно улыбалась.

— Вот теперь-то я точно никуда не пойду! Ну что, съел? — говорила она время от времени конверту из желтоватой, плотной бумаги, который лежал рядом с ней. — Потом меня отпустят, а ты останешься здесь!

Ха-ха! Тебя посадят, а меня отпустят, ясно?

Понимаешь?

На деревянной скамье, напротив потомственной ведьмы, сидела мрачная Вера Николаевна и настороженно следила за пожилой дамой, дразнящей конверт. Время от времени сама мадам Савина выкрикивала: «Нет распространению порнографии! Нет растлению малолетних!», иногда смотрела на «Романсы» Чайковского и добавляла: «Нет пропаганде гомосексуализма!». В такие моменты госпожа Эйфор-Коровина замолкала и, в свою очередь, настороженно глядела на возмутительницу спокойствия.

Внимание Веры Николаевны привлекли странные короткие бусы на шее у сумасшедшей старухи. Необработанные камни мерцали в темноте загадочным синим блеском; мадам Савина подумала, что это могут быть сапфиры, но тут же отказалась от такого предположения. Не может быть, чтобы душевнобольная бабка носила на шее сотню тысяч долларов.

— Эйфор-Коровина на выход! — раздался голос конвойного снаружи.

Дверной замок щелкнул, железяка отворилась.

— Письмо свое не забудьте! — крикнула вслед потомственной ведьме Вера Николаевна.

— Фиг его забудешь… — последовал загадочный раздраженный ответ.

Когда сокамерница сложила руки за спиной, мадам Савина успела заметить, что на правом запястье у бабки огромный серебряный браслет.

— Фамильные драгоценности? — спросила сама себя Вера Николаевна. Воображение быстро нарисовало бывшей учительнице музыки следующую картинку в стиле черно-белого кино: дореволюционная балерина уезжает в Париж, где умирает от голода, но не продает фамильные украшения, а передает их дочери. Ее дочь, перенеся все тяготы приютской жизни, войны, трудовых лагерей, чудом сохраняет украшения как память о матери… И вот, в разгар перестройки возвращается на историческую родину, чтобы восстановить память о своей матери, великой балерине…

В результате, мадам Савина так растравила себя воображением лирично-трагических образов под музыку Равеля, что по ее щекам покатились крупные слезы. Эх, какой автор сентиментальных романов пропал!

Какие великолепные любовные истории могли бы выйти из-под пера Веры Николаевны! Увы, учительница музыки приходила в ярость даже при одном подозрении на то, что в тексте или изображении имеется намек на ЭТО. Хотя в последнее время мадам Савина стала замечать, что хотя бы маленький и очень прозрачный намек на ЭТО есть, буквально во всем! Взять любой среднерусский пейзаж. Опушка леса, безлюдное поле, кустарник… Куда, спрашивается, яснее?!

— Одного взгляда на этот, так называемый, пейзаж, достаточно, чтобы понять похотливые мысли художника! — восклицала мадам Савина, глядя на стыдливо-целомудренные березки передвижников. — Он же просто одержим сексом! Посмотрите, на всех его картинах можно найти примятую траву! Более того, он навязчиво изображает идеальные для разврата ситуации! Жаркий летний день, берег реки… Он как бы говорит, что в такой обстановке можно спокойно обнажаться, не боясь замерзнуть. Смотрите сюда, вот этот участок скрыт кустарником от посторонних глаз с другого берега, то есть никто ничего не увидит!