Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж Страница 6

— Принцу досталась приятная и благородная внешность, — согласился Мортон, кивнув так энергично, что его подбородок едва не утонул в меховом воротнике.

— Я могу предположить, на что Генри будет притязать в будущем. Ведь он — внук Эдуарда, а тот был не без претензий. Вы же помните ту женщину, которая кричала на рыночной площади: «Скажу как на духу, за такую прелесть не жаль отдать даже двадцать фунтов!» Красавчик Эдуард. Недаром же он величал себя Блистающим Солнцем.

— Но мы-то знаем, что его следовало бы прозвать Королем любовных объятий, — хихикнув, заметил Мортон. — Или он все же обвенчался тайно с Элеонорой Батлер?

— Какая разница? Он никогда не спал в одиночестве. Помните ту ироничную балладу о том, как «развалясь на ложе непристойной страсти»… Елизавета Вудвилл оказалась умнее и сумела выгодно использовать его вожделение. Мне не хочется умалять достоинства матушки королевы, но она была надоедливой старой каргой. Я уже опасался, что она переживет всех нас. Однако вот уже два года, как мы освободились от нее. Хвала Господу!

— И все же Генрих… разве он не достоин…

Мортона явно больше интересовали живые, чем мертвые.

Король оглянулся, желая убедиться, что никто не подслушивает. Я вжался в складки гобеленового занавеса, мечтая стать невидимкой.

— Он всего лишь второй сын. Молитесь Богу, чтобы все остались на своих местах. Если он когда-нибудь станет королем… — отец помедлил, потом понизил голос до шепота, словно не мог произнести громче столь ужасные слова, — то династия Тюдоров не удержится на троне. Как и династия Йорков не пережила Эдуарда. Он был красавцем и отменным воякой, надо отдать ему должное, но по натуре глупым и равнодушным. А Генри такой же. Англия смогла вытерпеть одного Эдуарда, но вынести его наследника ей не под силу.

— Ну, ей и не придется, — учтиво заявил Мортон. — У нас же есть Артур, и он станет великим королем. Уже сейчас в нем проявляется царственное величие. У него великолепные способности к учению. Его черты исполнены достоинства. И он для своих восьми лет весьма мудр.

— Артур Второй, — проворковал отец, и его глаза мечтательно заблестели. — Да, то будет великая коронация. А Генриху, вероятно, суждено стать архиепископом Кентерберийским. Более того, церковь будет для него самым подходящим пристанищем. Хотя его немного расстроит необходимость принять обет безбрачия. Как вы полагаете, Мортон?

Он холодно улыбнулся, показывая знание неких слабостей собеседника. У архиепископа имелось много незаконнорожденных отпрысков.

— Ваша милость…

Шутливо изображая скромность, Мортон отвернулся и едва не заметил меня.

Сердце мое отчаянно заколотилось. Я зарылся в складки занавеса. Они не должны узнать, что я стоял рядом и все слышал. Мне захотелось плакать… ужасно захотелось. Я почувствовал, как подступают к глазам горькие слезы… Однако по натуре я слишком равнодушен. Ведь так заявил сам король.

Уняв дрожь и подавив всхлипывания, я покинул свое убежище и затерялся в толпе знати, причем храбро заговаривал с каждым, кто попадался на моем пути. Впоследствии об этом часто вспоминали.

Не стану лицемерить. Положение принца порой вполне устраивало меня. Не в смысле обеспеченности, как принято считать. Сыновья лордов жили в большей роскоши, чем мы; нас же тяжелым комлем придавила королевская скупость, и нам приходилось, как хорошим солдатам, довольствоваться спартанскими условиями. Правда, жизнь наша проходила во дворцах, а это слово вызывает в воображении картины пышного великолепия — и ради того, чтобы они стали явью (отнесу сие к числу моих заслуг), мне довелось изрядно потрудиться во время моего правления — но в нашем детстве все было по-другому. Тогда замки представляли собой реликвии былых эпох — романтичные, пожалуй, овеянные исторической славой (здесь убили сыновей Эдуарда; там Ричард II отрекся от престола), но решительно непригодные для жилья: в них царили холод и мрак.

Да и особых приключений не припомню. Отец не слишком часто путешествовал и редко брал нас с собой. До десяти лет я почти безвылазно проторчал в стенах Элтамского дворца. Общение с внешним миром запрещалось нам исключительно из целесообразности. По всей видимости, ради нашей же безопасности. Но в результате нас сделали затворниками. Ни один монах не вел такую суровую, ограниченную и скучную жизнь, как я в свои ранние годы.

К тому же, по решению отца, в будущем меня ожидала участь священника. Артур будет королем. А я, второй сын, должен стать церковником, отдав все силы на служение Господу, дабы мне и в голову не пришло посягнуть на права брата. Итак, с четырехлетнего возраста моим воспитанием занимались занудные священники с унылыми взорами, приходившие один за другим.

Тем не менее мне нравилось быть принцем. Да, нравилось, хотя и по ускользающим и трудно определимым для меня самого причинам. Возможно, если хотите, из-за исторической значимости. Неужели мало чувствовать себя кем-то особым, сознавать, читая историю Эдуарда Исповедника или Ричарда Львиное Сердце, что ты имеешь с ними мистическую кровную связь? Только и всего? Для меня — вполне достаточно. Это знание поддерживало меня, когда приходилось смиренно заучивать уйму латинских молитв. Во мне текла королевская кровь! Верно, кровь мою не грел потрепанный плащ, и кто знает, суждено ли мне передать ее наследникам, но она струилась по моим жилам, порождая внутри некий огонь вопреки холоду мрачных дворцов.