Никогда Никогда. Часть 1 - Таррин Фишер Страница 5

Он открывает передо мной дверь, оглядываясь на школу, и я сажусь с твердым ощущением, что меня разыгрывают. Вдруг он ответственен за происходящее? Например, дал мне что-то, из-за чего я временно потеряла память, а теперь ведет свою игру.

— Это по-настоящему? — спрашиваю я, замерев над передним сиденьем. — Ты не знаешь, кто ты?

— Не знаю.

Я ему верю. Частично. Устраиваюсь удобней на сиденье.

Сайлас еще с секунду всматривается мне в глаза, а затем захлопывает дверцу и идет к водительскому месту. Я пожевываю палец, пока он залезает внутрь и, нажав кнопку, заводит машину.

— Откуда ты знаешь, как это делается? — спрашиваю я.

— Что?

— Как завести машину без ключа.

— Я… не знаю.

Я наблюдаю за его лицом, пока мы выезжаем с парковки. Он часто моргает, еще раз на меня косится и облизывает нижнюю губу. Остановившись на светофоре, находит кнопку «ДОМ» на навигаторе и нажимает ее. Поразительно, что он до такого додумался.

— Изменения в маршруте, — говорит женский голос. Мне хочется психануть, выпрыгнуть из едущей машины и бежать, как испуганный олень. Как же мне страшно…

У него большой дом. Во дворе нет машин; двигатель тихо урчит, пока мы ждем у тротуара.

— Ты уверен, что это твой? — спрашиваю я.

Парень пожимает плечами.

— Не похоже, что дома кто-то есть. Пойдем?

Я киваю. Я проголодалась, хотя и не должна была. Мне хочется зайти внутрь и что-нибудь съесть, может, изучить наши симптомы и проверить, не могли ли мы случайно вступить в контакт с какой-то пожирающей мозг бактерией, похитившей нашу память. В таком доме обязательно должно быть несколько ноутбуков. Сайлас сворачивает во двор и паркуется. Мы робко выходим, оглядываясь на кусты и деревья, будто они вот-вот возьмут и оживут. Он находит ключи от двери. Я изучаю его, пока жду позади. С такой одеждой и прической он похож на крутого беззаботного парня, но его поза выдает, что ему отнюдь не весело. От него также пахнет улицей: травой, сосной и насыщенным грунтовым ароматом. Сайлас собирается повернуть ручку.

— Стой!

Он медленно оборачивается, несмотря на мой повышенный тон.

— Что, если внутри кто-то есть?

Парень ухмыляется или, возможно, гримасничает.

— Может, хоть они нам расскажут, что происходит…

Тогда мы заходим. Замираем на минуту, оглядывая помещение. Я прячусь за Сайласом, как трусиха. Мне не холодно, но я дрожу. Все здесь такое внушительное и тяжелое — мебель, воздух, мой рюкзак, мертвым грузом висящий на плече. Сайлас проходит вперед. Я хватаюсь за его рубашку, и мы переходим из прихожей в гостиную. Так и бродим по комнатам, останавливаясь, чтобы изучить фотографии на стенах. Двое улыбающихся загорелых родителей обнимают двух улыбающихся темноволосых мальчишек — на заднем плане журчит океан.

— У тебя есть младший брат, — говорю я. — Ты знал об этом?

Он качает головой. Чем старше на фотографиях братья, тем реже улыбаются. У них полно прыщей и пластинки на зубах, а родители перестарались в попытке изобразить радостный вид, прижимая к себе напряженных деток. Мы переходим в спальни, затем в ванные комнаты. Рассматриваем книги, читаем этикетки на коричневых пузырьках из аптечки. Его мама украсила интерьер засушенными цветами; они вжаты между книгами на ее тумбочке, в комоде и выставлены на полках в родительской спальне. Я касаюсь каждого цветка, нашептывая под нос названия. Я помню их все. По какой-то причине это вызывает у меня хохот. Сайлас резко останавливается, зайдя в комнату мамы с папой и обнаружив меня согнувшейся от смеха.

— Прости. Так, нахлынуло…

— Что нахлынуло?

— Я вдруг поняла, что забыла абсолютно все о себе, но помню, как выглядит гиацинт.

Он кивает:

— Да. — Затем смотрит на свои руки и морщит лоб. — Думаешь, нам стоит кому-нибудь рассказать? Может, поехать в больницу?

— Думаешь, нам поверят? — спрашиваю я. Мы смотрим друг на друга с мгновение. Я подавляю желание вновь поинтересоваться, не шутит ли он надо мной. Это не прикол. Слишком уж все реально.

Дальше мы перемещаемся в кабинет отца и начинаем копаться в бумагах и рыскать в ящиках. Но в них нет ничего, что могло бы подсказать, почему мы такие, ничего необычного. Я исподтишка наблюдаю за Сайласом. Если это розыгрыш, то он очень хороший актер. «Может, это эксперимент?» — думаю я. Может, я часть каких-то психологических государственных опытов и проснусь в лаборатории? Сайлас тоже за мной наблюдает. Я вижу, как он проходится по мне взглядом, размышляя… оценивая. Мы почти не разговариваем. Одни «Посмотри сюда» да «Думаешь, это важно?».

Мы незнакомцы и не особо можем поддержать беседу.

В последнюю очередь мы заходим в комнату Сайласа. Он сжимает мою руку, но я не возражаю, поскольку вновь чувствую головокружение. Первым делом отмечаю нашу фотографию на столе. На мне — короткая пачка с леопардовым принтом и черные ангельские крылья, элегантно расправленные за спиной. На глазах густые блестящие накладные ресницы. Сайлас одет во все белое и тоже с крыльями. Выглядит неплохо. Добро против зла. Может, мы увлекались ролевыми играми? Он смотрит на меня и поднимает брови.

— Неудачный выбор костюмчика, — я пожимаю плечами. Сайлас улыбается, и мы направляемся в другую часть комнаты.

Я поднимаю взгляд на стену, где в рамках висят фотографии людей: привалившийся к стене бездомный мужчина, укутанный в одеяло; женщина, сидящая на скамейке и рыдающая в ладони. Цыганка, сжимающая собственное горло, глядя в объектив пустыми глазами. Фотографии мрачные. Они вызывают желание отвернуться, устыдиться. Не понимаю, зачем кому-то снимать такие грустные картины, да еще и вешать их на стены, чтобы ежедневно смотреть на них.

Затем я поворачиваюсь и вижу дорогую камеру на столе. Та занимает почетное место на стопке лакированных альбомов. Оглядываюсь на Сайласа, тоже разглядывающего фотографии. Художник. Это его работы? Он пытается их узнать? Спрашивать бессмысленно. Я двигаюсь дальше, смотрю на одежду, заглядываю в ящики дорогого стола из красного дерева.

Я так устала. Только собираюсь сесть в кресло, как Сайлас живо подзывает меня к себе:

— Посмотри сюда.

Я медленно встаю и подхожу к нему. Он смотрит на незаправленную кровать. Он выглядит возбужденным… шокированным. Я прослеживаю за его взглядом и смотрю на простыни. Моя кровь стынет в жилах.

— О господи!