Друзья и возлюбленные - Джоанна Троллоп Страница 5

— Что же нам делать? — спросил Лоренс у Хилари.

Та внимательно на него посмотрела.

— Нам?

Он покраснел. Еще пару минут Хилари изучала его лицо (взгляд у нее при этом был такой загадочный, что Лоренс даже побоялся его как-то истолковать), а потом нежно сказала, что ей пора уходить.

Не только мечты об австралийских пляжах и «форде-мустанге» будили в Лоренсе сомнения. Дело было и в Хилари. Он еще не предложил ей руку и сердце, но отчаянно хотел на ней жениться и прекрасно знал, как серьезно она — дочка и внучка врачей — относится к медицине. Еще он втайне страшился некоторых ее принципов, о которых она заявляла не громко, а, напротив, тихо и с пугающей убежденностью. Один такой принцип (именно из-за него Лоренс побаивался делать предложение) касался материнства.

— Как члены общества, мы должны признать, — сказала Хилари как-то раз, повернув к нему свое красивое точеное лицо и глядя мимо, — что на детях свет клином не сошелся. Для некоторых женщин материнство превыше всего, но не для меня. Да, дети будут с тобой всю жизнь, но настоящие друзья тоже. В конце концов, для продолжения рода приспособлены лишь наши тела.

— Э-э… — только и смог ответить Лоренс. Он на миг представил, что Хилари беременна от него, и ему стало не по себе.

— Я не желаю, — продолжала Хилари, посмотрев на него, — быть какой-нибудь Мадонной или изможденной матерью, которая двух слов связать не может и дальше подгузников ничего не видит. Понимаешь?

— Да, — выдавил Лоренс.

— Кому-то надо рожать, а кому-то — нет. Последние вправе выбрать занятие себе по душе.

— Да.

— И нельзя утверждать, что они неполноценные женщины, только потому, что у них нет детей.

— Да.

— И вообще ужасно, когда о ребенке пекутся всю жизнь. Матери должны знать меру.

— Да. Хилари, зачем ты все это говоришь?

— Потому что часто об этом думаю.

«Ну не могу я, — решил Лоренс вечером, бродя по пыльным ветхим комнатам „Би-Хауса“, — не могу жениться на девушке с такими убеждениями, Я очень ее люблю, но мне хочется нормальной семьи, детей. Пусть не сразу, позже. Может, продать эту развалюху поскорей да отправиться в путешествие? Потом посмотрим, соскучится ли по мне Хилари».

— Если ты уедешь в Австралию, я буду по тебе скучать, — призналась она через пару дней.

— Правда?

— И вообще поездка в Австралию — это ужасно банально.

Он взял ее ладонь и внимательно рассмотрел, как будто гадал по ней.

— А что тогда не банально?

— Например, придумать что-нибудь с «Би-Хаусом».

— Что?

— Ну, не знаю… В гостиницу его превратить? В маленькую частную гостиницу.

Он закрыл глаза.

— Ты бы мог пойти на курсы по гостиничному делу. Мы оба могли бы.

— Ты же хочешь стать врачом!

— Раньше хотела.

Она улыбнулась — широко, открыто. Ее глаза за очками светились. Лоренс, не плакавший с самого детства и даже позабывший, каково это, вдруг разрыдался. Много, много позже, когда они совсем разомлели от поцелуев, Лоренс сказал:

— А как же дети?

Хилари подняла глаза к небу. Он снял с нее очки — на этот раз она не сопротивлялась. У нее был нежный и робкий взгляд.

— Я не против. Заведем одного или двух. Они же будут твои.

Был год 1970-й: через шесть лет родился Джордж, через восемь — Адам, а через десять — Гас. Лоренс еще не рассказал Хилари про Джину.

— Кто такая Джина?

Они собирали листву в саду «Би-Хауса», чтобы потом ее сжечь.

Лоренс ответил честно и серьезно:

— Моя лучшая подруга.

— Просто подруга?

— Ну да. Я делюсь с ней своими мечтами и соображениями, хожу в кино, беру у нее книги.

Хилари оперлась на грабли: волосы взъерошены, на шее теплый красный шарф.

— Кто она такая?

— В смысле?

— Сколько ей лет, чем она занимается, как стала твоей подругой, как она выглядит, и почему мы с тобой знакомы целый год, а ты ни разу о ней не говорил?

— Не было нужды, — просто ответил Лоренс. — Я же не знал наверняка, что ты за меня выйдешь.

— Ты серьезно?

— Конечно.

— Про запас, что ли, ее держал? На случай, если я откажу?

— Нет.

— Лоренс! — вдруг закричала Хилари и отшвырнула грабли с такой силой, что те чуть не разбились о дерево. — Ты вообще о женщинах что-нибудь знаешь?! Или только встречаться с ними умеешь?

Он промолчал и в ответ лишь несколько раз провел рукой по волосам. Хилари заметила, что это не рассеянный жест, а вполне осознанный, успокаивающий. Так некоторые люди закрывают глаза, чтобы собраться с мыслями.

После долгого молчания он наконец спросил:

— А у тебя есть лучший друг или подруга?

Хилари подняла грабли и осмотрела зубцы.

— Нет.

— Зато у тебя есть два брата и сестра. А у меня никого. Когда мы с Джиной познакомились, мне было шестнадцать. Она тоже была единственным ребенком в семье и никогда не видела своего отца. Я маму видел, но плохо помнил: она умерла, когда мне исполнилось шесть. Видимо, это нас и сблизило. Мы оба были не в восторге от наших семей. А подружились мы на обратном пути из театра, куда нас всех вывезли посмотреть на Пола Скофилда, игравшего короля Лира. Мы с Джиной сидели рядом в автобусе.

Хилари снова начала собирать листья, да так усердно, что влажные корешки и клочья сухой травы взлетали в воздух. Она хотела спросить Лоренса, любит ли он Джину, но не осмеливалась. Она чувствовала себя чужой на этой территории и боялась совершить какой-нибудь промах.

Поэтому Хилари задала другой вопрос:

— Почему ты выбрал в друзья девчонку?

— Я не выбирал, — спокойно сказал Лоренс. — Точнее, я выбрал человека. Сейчас она в Монтелимаре, преподает английский и музыку в лицее. Уехала сразу после нашей с тобой встречи, поэтому я вас и не познакомил.

— Так просто?

— Да.

— Надеюсь, других тайных знакомых, о которых мне следует знать, у тебя не осталось?

— Нет.

— Черт! — воскликнула Хилари, сняв очки, чтобы вытереть глаза шарфом. — Черт бы тебя побрал, Лоренс Вуд! Ты меня до смерти напугал!

Ко времени личного знакомства с Джиной Хилари уже успокоилась. У нее на пальце было старинное обручальное кольцо с топазом, и она посещала курсы гостиничного дела. Лоренс работал в фирме, которая занималась реставрацией зданий. Родители обоих были глубоко разочарованы, поскольку надеялись, что их дети выберут более традиционные профессии. Свое горе они носили, точно открытые незаживающие раны, отчего Лоренс с Хилари еще больше уверились друг в друге и в общем будущем. Джина стала их первым союзником.