Любить птичку-ткачика - Светлана Лубенец Страница 5

Стоп!! Хватит думать о Сельвинской! Так можно сойти с ума и не дотянуть до встречи с «Шерлоком Холмсом»!

Мила не хотела в пятницу ехать на фирму, но теперь понимала, что стоит сделать именно это. Ей непременно надо отвлечься от тяжких дум. Где же это еще можно сделать, как не в «Иве»?

…В общей сложности на создание своего бизнеса у Милы ушло около десяти лет. Сейчас ей было уже очень хорошо за тридцать, но она не только никогда не была замужем, но почти не имела опыта общения с мужчинами. Все ее силы, физические и душевные, занимало любимое Дело. Да-да, если уж говорить о нем, то только так – с большой буквы.

Все началось еще в институте, где Мила училась на факультете декоративно-прикладного искусства, специализируясь на технологии производства текстильных изделий. Однажды один из преподавателей привез из поездки по Марокко удивительной красоты декоративную ткань. Ее нити были переплетены так необычно и странно, создавали такой нестандартный, слегка мерцающий узор, что студентка предпоследнего курса Людмила Ивина перестала спокойно спать. Она поставила себе цель – разгадать секрет изготовления ткани марокканских мастеров. Вместо того, чтобы гулять по городу прозрачными белыми ночами и целоваться с молодыми людьми в их призрачном мареве, она просиживала над подаренным ей кусочком ткани, разбирая его по отдельным ниточкам и пытаясь записать алгоритм их переплетения.

Когда недолгое питерское лето сменилось гнилой промозглой осенью, Людмила Ивина, студентка последнего курса института, смогла наконец воспроизвести ткань, ничуть не уступающую по красоте марокканской. Тема дипломной работы была предрешена: «Технология изготовления ткани по образцам марокканского текстиля». Понятно, что диплом был признан лучшим на курсе, а Миле предложили аспирантуру и работу на кафедре. Она отказалась. Учиться – чему? У кого? Тщательное изучение ткани из Марокко и ее повторение обогатило выпускницу факультета декоративно-прикладного искусства таким бесценным опытом, какого не имели даже многие ее институтские преподы. Мила уже не просто знала, как делаются ткани. Она их чувствовала. Она приходила в необыкновенное, ни с чем не сравнимое возбуждение, когда покупала шерстяную или синтетическую пряжу для своих работ. Ей не нужны были поцелуи и ласки мужчин. Она входила почти в чувственный экстаз, когда ощупывала руками шершавые нити и представляла, как на самом примитивном учебном оборудовании они сплетутся в замысловатый узор, рождая прекрасное полотно.

Миле хотелось изобретать и творить новые ткани самостоятельно, без ограничения сроков, одобрения или неодобрения преподавателей. Но в 1990 году, когда она окончила институт, свободные художники все еще считались тунеядцами и гниющими язвами на теле социалистического общества. Очень скоро девушка поняла, что у нее элементарно нет денег на покупку даже самой дешевой синтетической пряжи. Кроме того, родители довольно навязчиво повторяли ей навязшую в зубах фразу, что жить в обществе и быть свободным от него нельзя. Ее авторскими разработками они восхититься не могли, поскольку ничего не понимали в текстиле. Отец настойчиво советовал Миле выбросить из головы андеграундную дурь и поступить наконец работать на какую-нибудь ткацкую фабрику сменным мастером. Она устроилась оператором котельных установок. Ее работа – два через два – заключалась в том, чтобы каждый час снимать показания приборов, записывать их в специальный журнал и быть готовой вызвать работников аварийной службы «если вдруг что». В свободное от записывания показаний время и в сдвоенные выходные Мила занималась любимым делом. В котельной она напряженно мыслила, чертила схемы и чуть ли не выводила формулы особого переплетения нитей. Дома на допотопном станочке, который она, еще будучи студенткой, с двумя (и единственными) парнями их курса, Мишкой Тропининым и Аликом Завальнюком, соорудила из подручных материалов в собственной комнате, Мила претворяла задуманное в жизнь, пользуясь самой захудалой, плохо прокрашенной пряжей и пытаясь представить, как все это будет выглядеть, когда она сможет купить настоящую яркую шерсть или шелк.

Когда грянула перестройка, Миле повезло. В самый разгар перестроечных мероприятий, скооперировавшись с теми самыми двумя бывшими однокурсниками, с которыми сделала незамысловатый ткацкий станок, Миле удалось почти за бесценок, да еще и в долгосрочный кредит, приобрести оборудование на одной из вмиг разорившихся ткацких фабрик. На паях, с теми же Мишкой и Аликом, Мила сняла заброшенное подвальное помещение в здании местного ЖЭКа. На неуклюжем, здорово проржавевшем агрегате она принялась доводить собственные «котельные» разработки до конкурентоспособного состояния.

Работа продвигалась медленно. Не было качественного сырья и красителей. Новая ткань, изобретенная Милой, разваливалась или сразу, на выходе из станка, или после стирки. Сначала от группки предпринимателей новой формации откололся Мишка. Он ударился в челночные поездки по зарубежью и в конце концов построил собственный торговый бизнес, ничем не связанный с полученным в институте образованием. В один присест он переманил к себе проверенного временем друга Завальнюка. Ребята довольно долго уговаривали и Милу бросить идиотские тряпки-нитки и присоединиться к выгодному, плодоносящему делу, но она отказалась. Тогда друзья-предприниматели выкупили подвал с оборудованием, широким жестом подарили его подруге суровой юности и с головой окунулись в бушующий океан торговли.

Мила осталась одна, ничуть не огорчившись этим. Мишка с Аликом ее вечно торопили и дергали, потому что жаждали успеха и процветания быстро и сразу. И их можно было понять. Мишка уже был женат, и его растущая семья требовала денег. Алику самому хотелось красиво одеваться, вкусно есть и ездить на престижной иномарке. Миле не надо было ничего. Она все еще работала в той самой котельной, что позволяло ей худо-бедно содержать себя и продолжать заниматься тем, что составляло смысл ее жизни.

В один из законных отпусков у Милы вдруг все получилось. Ткань, над которой она работала с момента окончания института, не развалилась даже после того, как она постирала ее образец руками с самым дешевым хозяйственным мылом, а потом еще и в стиральной машине с порошком. Окрыленная успехом, она позвонила Мишке. Тот обещал помочь с качественной пряжей.

С декоративными панно, изготовленными из особого вида гобеленовых тканей со сказочным переплетением нитей, Мила начала выставляться в художественных салонах, возникших тогда в Питере в бесчисленном множестве, а потом и на выставках. Ее панно охотно покупали и даже делали заказы. Все тот же Мишка, вернее, уже Михаил Петрович Тропинин, известный питерский бизнесмен, заказал ей гобеленовый триптих для оформления собственного кабинета и два больших панно: один для городской квартиры, другой – для дачи. Алик Завальнюк успехами Милы вскоре совсем перестал интересоваться, поскольку откололся от Тропинина, занявшись каким-то своим делом, и затерялся в многомиллионном мегаполисе среди предпринимателей средней руки.

Людмила Леонидовна Ивина продолжала работать над совершенствованием своих панно, и очень скоро стену небольшого художественного салончика, который она организовала не без бескорыстной помощи Тропинина, уже украшали несколько дипломов престижных выставок изделий из декоративного текстиля. Мила уже как раз начала маяться от того, что жизнь становилась несколько однообразной и малоинтересной, когда к ней в салон забрела ярко и модно одетая молодая женщина. Внимательно ознакомившись с выставленными на продажу и на обозрение работами, она подошла к Миле и спросила: