Рано или поздно - Мэри Бэлоу Страница 5

Тут один джентльмен стал вести себя еще более дерзко, а второй снова за нее вступился. И первый — так типично для мужчин! — пожелал устроить драку.

Анджелина не могла ни исчезнуть, ни стать невидимой. Кроме того, больше у нее не было возможности притворяться и делать вид, что происходящее у нее за спиной не имеет к ней отношения. Да она и не хотела это игнорировать. Испуг давно сменился негодованием — ее вообще не так уж просто напугать, тем более надолго. Ну и кроме того, она просто хотела увидеть обоих.

Так что Анджелина повернулась. Их было всего двое, оба стояли по разным концам стойки. И еще до того, как они успели сказать хоть слово, она уже поняла, кто из них кто. Это было очень просто.

Тот, что с небрежной элегантностью прислонился спиной к стойке, положив на нее руки, — это, конечно, и есть наглец. Каждая линия его высокого атлетического тела, каждый предмет туалета говорили о человеке самоуверенном, высокомерном, бесстрашном и презирающем всех, кто стоит ниже его, — безусловно, сюда включаются все женщины. Его лицо под копной темно-рыжих волос достаточно привлекательно, если отбросить манеру подчеркивать свою пресыщенность, все время прикрывая глаза.

Он относился к тому типу мужчин, который Анджелина опознала мгновенно. Таким был ее отец. И Трешем точно такой же. И Фердинанд, ее второй брат. И все их друзья, с которыми она знакома. Несмотря на свою глупость, они нередко бывают милыми и достаточно безобидными. Анджелина никогда не принимала таких мужчин всерьез, оставалась невосприимчивой к их чарам, и ей никогда бы и в голову не пришло выйти за подобного замуж.

Второй джентльмен был совершенно другим: несмотря на почти такой же высокий рост и крепкое сложение, одет аккуратно и модно, но без напускного своеобразия, без рисовки и даже намека на щегольство. Каштановые волосы коротко пострижены и аккуратно лежат. Лицо его нельзя назвать ни красивым, ни простым. И хотя он поставил локоть на стойку, сам к ней не прислонялся.

Он был… обыкновенным человеком. Что ни в коем случае нельзя считать оскорблением или отказом обратить на него внимание. Уж Анджелина-то его заметила. И она ничуть не сомневалась, что это и есть защитник, а другой — мучитель.

Ее догадка тут же подтвердилась. «Я никогда не испытывал жгучего желания кулаками внушать учтивость или простую вежливость, — сказал он. — Мне кажется, тут имеется некоторое противоречие в терминах».

И никакой он не трус, хотя тот, второй, его в этом и обвиняет. Он бы стал драться, если бы его вынудили. И это подтвердилось тем, что он сделал в конце. Вместо того чтобы принять частичную победу, когда этот рыжеволосый почти красавчик собрался уходить, он встал в дверях, перекрыв тому путь, и спокойно и вежливо потребовал, чтобы тот извинился.

Да, он бы вступил в драку. И хотя здравый смысл подсказывал Анджелине, что его бы очень быстро задавили массой, побили и он бы выдохся, она бы все равно не поставила против него. Совсем наоборот.

«Ну, разве можно в такого не влюбиться?» — спрашивала себя Анджелина, глядя на дверь, когда оба ушли. За какие-то несколько коротких минут он показал себя идеальным мужчиной. Настоящим джентльменом. И похоже, его полностью удовлетворяет и устраивает собственная ординарность. Он не кажется человеком, который то и дело стремится выставлять напоказ и доказывать свою мужественность, преимущественно кулаками, как, судя по очень ограниченному опыту Анджелины, делают большинство мужчин.

Собственно, он не просто ординарный. Он экстраординарный мужчина.

И она по уши в него влюбилась!

И теперь собирается выйти за него замуж — несмотря на то что, скорее всего, никогда больше его не увидит.

Любовь поможет его найти.

Придя к такому запутанному логическому выводу, Анджелина вернулась к реальности и осознала, что, если она пробудет здесь еще немного, ей грозит появление новых путешественников, несомненно, мужчин. Увы, комната оказалась вовсе не такой пустой и уединенной, как она подумала, спустившись сюда. И если Трешем застанет ее тут…

Ну… в общем, лучше не проверять, что из этого выйдет. Она вернется к себе в номер и будет прислушиваться, ожидая его появления. Если он вообще появится.

А глаза у того джентльмена голубые, вспомнила Анджелина, поднимаясь вверх по лестнице. В этом она была уверена, хотя видела их только издалека. И вовсе не того неописуемого серого цвета, который часто сходит за голубой. Они ясные, как летнее небо. Собственно, это самая его выдающаяся черта.

О, она надеялась его снова увидеть! А иначе как она сможет выйти за него замуж?

Приехав в Лондон, Эдвард почти сразу подвергся осаде со стороны родственниц женского пола, обожавших его, мечтавших только о том, чтобы он был счастлив, и твердо вознамерившихся обеспечить его этим счастьем.

Они его изводили.

Последние несколько месяцев, приходя в себя после внезапной гибели старшего сына, мать жила у своих родителей, маркиза и маркизы Бекингем. Но сейчас дед и бабка Эдварда приехали в город, и матушка, путешествовавшая вместе с ними в новой карете, которую находила чрезвычайно неудобной, переселилась в Эйлсбери-Хаус на Портмен-сквер, чтобы жить там со своим младшим, ныне единственным сыном.

Лоррейн, вдова Мориса, после его смерти удалившаяся в имение своего отца за городом, тоже вернулась в Лондон вместе с дочерью Сьюзен и поселилась в Эйлсбери-Хаусе, на что, разумеется, имела полное право. В конце концов, она до сих пор носила титул графини Хейворд, потому что Эдвард пока не женился. Кроме того, ему всегда нравилась Лоррейн и он очень сочувствовал ее неудачному браку с его старшим братом. Эдвард был счастлив предоставить Лоррейн и племяннице крышу над головой на все то время, какое они только пожелают.

Обе сестры Эдварда тоже прибыли в город на время сезона. Альма, старшая, приехала с мужем, Огастином Линдом, выдающимся правительственным министром, и Мелиссой, младшей дочерью. Два их сына учились в школе-интернате. Джулиана тоже приехала с мужем, Кристофером Гилбертом, виконтом Овермайером. У них тоже было трое детей, все возрастом до десяти лет, но Эдвард частенько думал, что на самом деле у Джулианы детей четверо, поскольку Кристофер постоянно страдал от того или иного заболевания, и считалось, что никто не может помочь ему выздороветь (точнее, перейти от одной болезни к другой) лучше, чем жена.

Все пять дам — бабушка, матушка, две сестры и невестка — твердо решили, что в течение сезона должны завершить общий проект, и объединили сердца и усилия, чтобы подыскать Эдварду невесту. Невеста, разумеется, была необходима. Если он умрет, не родив сына, титул, земельная собственность и деньги перейдут к кузену Альфи — Эдвард ни разу в жизни не слышал, чтобы того называли Альфредом, — который жил со своей матерью далеко на севере и, с чем соглашались все, был слабоумен.

К сожалению, пока не имело никакого смысла называть имя Юнис Годдар. Да, конечно, она дочь джентльмена, профессора Кембриджа, коим Эдвард сильно восхищался во время своей там учебы, и племянница леди Сэнфорд, которой в нежном семнадцатилетнем возрасте очень повезло привлечь к себе внимание и интерес богатого барона. Юнис могли бы счесть превосходной невестой для Эдварда Эйлсбери, младшего брата графа Хейворда, в особенности если бы Морис и Лоррейн произвели на свет парочку сыновей. Однако намного сложнее убедить своих родственниц, что она будет идеальной женой для того же Эдварда Эйлсбери сейчас, когда он сам стал графом.