Чтобы забыть - Элли Милау Страница 5

Десять долгих лет… Годы… Сариане также пользовались земным времяисчислением и принятым в Содружестве, даже сравнивали свое время с межгалактическим. Ведь, как бы оно не вычислялось, на каждой планете был свой ход времени. Тем самым сариане показывали, в очередной раз, что не какие-то там животные, примитивные, забитые, а знающие исчисление, наблюдающие за происходящим в галактике. Да, они жили отчужденно, ни с одной из известных мне планет не поддерживали связь, даже не торговали, но назвать их примитивными не поворачивался язык, оттого, наверное, я и думала, что мы сможем противостоять колонии, питала ложные надежды о свободе рабов. Я бы не назвала себя ярым борцом за справедливость, но когда сама на себе испытала несправедливость, сама познала всю глубину той боли, что приходит с планомерным уничтожением личности, не могла больше смотреть сквозь пальцы на несправедливость. Смиренно сидеть на месте, ожидая, что рабство само по себе исчезнет, а меня больше не будет жечь клеймо, которое не уничтожила по одной простой причине — чтобы помнить ради чего я сражаюсь, чтобы никогда не забывать, что пережила.

И вроде бы казалось столько времени прошло, чтобы что-то забылось, но нет… Все также ярко помню его наказания, что следовали после грубых команд, наравне с нежными прикосновениями, тихим шепотом, что звучал в ту единственную ночь, что преследовала меня слишком долгое время, будто вчера все это было. Его голос злой, его команды отрывистые, грубые, а я думаю только о своих дочерях. Как же глупо, вот так — даже не зайти в здание, даже не участвуя в атаке проиграть по всем фронтам и попасться… тому, с кем больше всего боялась встречи.

Да, месть сделала меня слепой, заставив думать, что я Аяксу больше не нужна, раз не прилетал столько времени, значит, отпустил, вернулся на свою планету и оставил меня в покое, но я была неправа. Он просто давал мне время… Но сколько бы его у меня не было я была не готова к этой встрече, ведь теперь я была не одна.

— И что дальше? — вырывается раньше, чем я успеваю подумать, что именно сказала и кому.

— Уберемся отсюда для начала, — обращает на меня внимание Аякс, но не оставляет в покое, наоборот, осматривает внимательно, — что ты вообще здесь забыла?

— Хотела, — опускаю голову, сглатывая, и уже тише добавляю, — отомстить.

— И как? Получилось? — Уточняет насмешливо, а у меня где-то из глубины души вырывается такая волна протеста и негодования, что я резко поднимаюсь со своего места, куда он меня услужливо посадил, не забыв при этом зафиксировать ремнями, только разве меня это останавливает? Нет, конечно, наоборот раззадоривает. Что он о себе позволяет? Он больше не владеет мной. Я не рабыня.

Дергаюсь, когда ремни натягиваются, злясь еще больше, с неким остервенением хватаю ремень, будто он виноват в происходящем, пытаясь его оттянуть, а затем, замечая выход из положения, щелкаю защелку, отчего ремни тут же прячутся в панель сидения.

— А что ты хотел, Аякс? Чтобы я сидела на месте? Не будет этого никогда, — рычу, оказавшись на свободе, а он в ответ так улыбается, что я вся краснею от негодования.

Улыбка? Он, что думает я ребенок, чтобы с меня смеяться? Его выражение лица срывает все тормоза и я набрасываюсь на него диким зверем, как и хотела, как мечтала. Нет больше страха, куда-то ушел, вместе с понимаем, что больше не вернуться назад. Молочу по его каменной груди, а он одним движением сковывает мои руки, и я оказываюсь в беспомощном положении, связанная его руками посильнее любых наручников.

— Я скучал, — его тихий выдох ставит окончательную точку в нашем противостоянии, ведь мурашки, пробежавшие по коже от этого его тона, отчетливо говорят — я проиграла, даже не вступив в полноценный бой.

Противостояние похожее на безумство…

Это не нормально и никогда не будет. Его объятья никогда не принесут тепло, какими бы горячими, хотя скорее — обжигающими, они не были. Наступаю ему на ногу, отталкивая при этом, и выворачиваюсь, наконец, из его объятий, а Аякс, видимо, не ожидавший такого от меня, отпускает мои руки. Даже по-новому как-то смотрит на меня, будто на диковинную новинку, что попалась его зоркому глазу. Да только от этого взгляда все внутри переворачивается. Не хочу его внимания и этого тихого шепота не хочу… домой хочу, к дочерям, к Зелту, убраться, наконец, от мужчины, который каким-то странным образом на меня влияет, пробуждая постыдные реакции тела, взывая к самым низменным инстинктам.

Поворачиваюсь к нему лицом и выпаливаю, злясь еще больше не то на себя и на свою реакцию, не то на него, что смеет вот так спокойно ко мне прикасаться, будто имеет на это какое-то право.

— Что ты себе позволяешь? Я больше не твоя… — хочу добавить рабыня, но Аякс перебивает своим громким.

— Моя, еще как моя.

— Нет, ты меня отпустил и сейчас не смеешь удерживать, — отчаянно трясу головой.

Я должна как-то отстоять себя, иначе повторится то, что уже было… Как бы ни была обманчива его улыбка, я знаю кто такой Аякс. Хозяин, мастер, рабовладелец, он умело орудует хлыстом и мечом, не зная при этом ни жалости, ни пощады.

— Хочешь, чтобы я тебя вернул Греку? — Уточняет, насмешливо выгибая бровь.

— Нет, к своей команде, — отрицательно качаю головой.

В колонию возвращаться равносильно смерти, но Аякс сам сказал, что сариан отпустят, а значит, либо они уже улетели, либо собираются.

— Правильней было бы сказать к тому, что от нее осталось, — напоминает о нашем поражении более серьезно, выбивая почву из-под ног своим равнодушным голосом.