Все или ничего - Елена Ласкарева Страница 45

— Забыла? Я напомню. Вот так… Припоминаешь? И вот так!

Рванув застежку сорочки, впился губами в ее грудь, лаская ее ненасытным языком. Лишь изредка отрывался, чтобы отчаянно выкрикнуть:

— Моя! Моя! Была и останешься!

Она вырывалась, но силы были неравны.

С обычным мужчиной Ирина даже после травм справилась бы без труда, но с мастером спорта международного класса ей бесполезно было тягаться.

А Андрей все больше входил в раж. Для него не существовало ограничений. Не думая о том, что совсем недавно Ирины ноги были еще загипсованы, он сделал ей резкую подсечку, и она рухнула на пол.

Андрей придавил ее сверху всей своей тяжестью…

И тут Ире показалось, что скрипнула входная дверь. Владимир?!

— Не-ет! — закричала она, как раненая хищница.

Отчаянный крик вырвался из нее наружу, а вместо него в легкие, в артерии, в мышцы, во все тело ворвалась поистине нечеловеческая силища.

Ирина сбросила с себя насильника и в один миг вскочила на ноги.

Андрей отлетел к столу и плюхнулся лицом и локтями в искусно сервированные обеденные приборы. Звездочка, вырезанная из свежего помидора, прилипла ко лбу, а кислый оранжевый сок попал в глаз.

Тем временем Ира бросилась к дверям, на ходу запахивая сорочку, на которой не осталось пуговиц.

И прихожая, и лестничная площадка были пусты.

«Слава Богу, послышалось, — обрадовалась она. — Это мне от страха показалось!»

Андрей уходил. Он понимал, что слишком смешон сейчас, чтобы продолжать обольщение.

— Я еще вернусь, — произнес он на прощание не то с угрозой, не то с надеждой.

Она ничего не ответила. Просто захлопнула за ним дверь и пошла приводить в порядок и себя, и разрушенное столовое убранство к приходу Владимира.

Как он летел на это свидание, как торопился! Сколько раз его «сааб» лишь чудом избежал аварии!

Как бешено билось его сердце! Если бы сделали ему в этот момент кардиограмму — тут же упекли бы в реанимацию.

Все заднее сиденье автомобиля было занято целой охапкой ярко-красных тюльпанов: триста тридцать три штуки!

Он видел эти цветы на больничной тумбочке возле Ириной кровати, видел, как она берегла их, как огорчилась, когда краешки лепестков начали подсыхать, а потому выбрал ей в подарок такие же.

Откуда ему было знать, что в этот день Ира была сыта тюльпанами по горло!

«Войду сначала без цветов. Если Иринушка дома — спущусь и принесу. Если ее нет — опять посамовольничаю и расставлю их не только в вазы, но и в спортивные кубки. Чтобы вошла и ахнула!»

Он ворвался в подъезд и никак не мог решить, что лучше: позвонить в дверь или сразу попросить ключ у Веры Ивановны и, тихо войдя, сделать любимой сюрприз.

А оказалось, что не требуется ни то, ни другое. Дверь была приоткрыта.

«Ждет!» — подумал влюбленный.

А раз тебя ждут — значит, можно входить без стука. И Львов тихо шагнул в прихожую.

И тут же все у него внутри оборвалось. Ирина коротала время не одна, а с очень привлекательным молодым парнем.

Картина, открывшаяся взору Львова, была весьма недвусмысленной: полуобнаженная женщина в расстегнутой сверху донизу рубашке прижимается к мужчине, а тот страстно целует ей грудь, да еще приговаривает:

— Моя! Моя!

И стол у них накрыт, как для праздника. И каждого кушанья уже отведали понемногу. Но взаимное влечение было, наверное, слишком сильным, чтобы продолжить ужин. Ну что ж, они продолжат его после… после…

Короче, ясно: третий лишний.

Владимир не смог уйти сразу: подошвы словно прилипли к полу.

Но все же он совершил титаническое усилие и переступил порог этого дома, который по наивности чуть было не счел родным. И даже аккуратно прикрыл за собой дверь.

И тут за его спиной, из этой проклятой, ненавистной квартиры раздался дикий, животный крик.

«Страстная особа», — подумал Владимир Павлович Львов отстраненно, как о совершенно посторонней женщине. И тут же, споткнувшись, покатился с лестницы, пересчитывая ступени.

Но он никак не связал это падение с увиденным и объяснил только своей неуклюжестью да еще тем, что переутомился на работе.

Ирина подготовилась к встрече второй раз.

Навела порядок на столе.

Уложила волосы феном: теперь это были не упрямые кудри, а мягкие женственные волны. Переоделась в легкий летний сарафанчик, который при приглушенном освещении мог сойти за вечернее платье.

«А все же, — подумала она, оглядев и комнату, и себя, — свет надо еще убавить».

И она достала маленькие именинные свечки для торта. Они были заготовлены к дню ее двадцатилетия, которое так и не удалось отпраздновать.

Ну и что же! Справим день рождения сегодня. Только не мой, а нашей любви…

И она воткнула крошечные пластмассовые подсвечники в бутерброды.

Больше никакого занятия она себе придумать не смогла. И просто села на диван. Никогда прежде ей не доводилось сидеть вот так, без всякого движения.

Царь с царицею простился,

В путь-дорогу снарядился,

И царица у окна

Села ждать его одна.

Простого смертного, конечно, эта гордая девушка не стала бы так долго дожидаться, но царя — можно! Ведь он ее царь, ее повелитель, и она во всем покорится ему. Зато и она для него — царица!

Владимир похож на большого гривастого льва — но и тогда он тоже царь. Царь зверей, царь львов. Но она согласна и это животное царство разделить с ним, если потребуется. Лишь бы пришел. Лишь бы не сгинул в каком-нибудь случайном сафари…

Прошел час, другой. Она все ждала.

Стемнело. Она зажгла свечи и опять ждала. Покорно и смиренно, не как царица, а как морячка.

Но вот и свечи догорели, а Владимира все не было. Ведь это были простые парафиновые поделки из соседнего универмага, а не та магическая свеча, с которой встречали рассвет сказочные существа в сказочном лесу.

Ирина зажгла электричество. И вновь ждала.

Когда стало невмоготу сидеть совсем без дела, взяла любимую книгу, своих неизменных «Трех мушкетеров», открыла на первой попавшейся странице. И обнаружила там засушенные тюльпаны, которые Андрей принес ей в больницу во время своего единственного посещения.

Теперь Ира ясно видела, что ей не удалось продлить цветам жизнь. Лепестки потеряли и цвет, и глянец. Теперь это были тонкие грязно-желтые тряпочки, а черная пыльца размазалась по страничкам, как печная сажа.

Красота умерла, исчезла бесследно. Так же как и то чувство, которое будил в сердце Ирины Первенцевой Андрей.