Дикий Имбирь - Анчи Мин

Я помню ее глаза, такого необычного, желтовато-зеленого цвета. Они напоминали глаза дикой кошки. Девочка стояла в дверях класса, ее лицо было в тени. Солнце появилось у нее за спиной как огромный красный фонарь, внезапно озарив все вокруг ярким сиянием. Лучи света отразились в оконном стекле и в глазах незнакомки. И там, в глубине ее глаз, я увидела движение воды, светлое дно водоема, над которым, словно древние танцоры в одеждах с длинными рукавами, качались водоросли.

Помню, у меня промелькнула мысль: наша новая одноклассница, наверно, не китаянка. Но потом я подумала, нет, не может быть. Видимо, это солнечный свет ввел меня в заблуждение. Новенькая была такой же, как и я, девочкой с двумя косичками в синей маоистской куртке и старых армейских ботинках, настолько изношенных, что большие пальцы ног вылезали наружу. В правой руке девочка держала счеты. На ее левой руке не было повязки красных охранников. [1]Заметив это, я испугалась. Вот что нас объединяло, этот знак политического нейтралитета. Я тогда сразу подумала: наша одноклассница Острый Перец, которая возглавляет красных охранников, сразу наверняка сочтет новенькую реакционеркой.

Помню, я пожалела новенькую. Так же, как жалела себя. Меня отказались принять в ряды красных охранников, потому что в моей семье не насчитывалось трех поколений рабочих. Родители, так же как и бабушка с дедушкой, были учителями. То, что наша семья едва ли не беднее остальных, никого не волновало. Мы тогда жили в Шанхае, восемь человек в одной комнате, представлявшей собой переоборудованный гараж.

Всеми действиями предводительницы красных охранников руководила жестокость, побои рассматривались ею как норма. Острый Перец говорила, что ее цель состоит в том, чтобы «выбить» из меня «грязную буржуазную кровь». Считалось, что головы таких, как я, засорены «реакционной пылью». Учение Мао гласило, что «без метлы от пыли не избавиться», поэтому Острый Перец и называла себя «метлой революции».

У нее были мышиные глазки, занавешенные длинной челкой, и тело, практически без шеи, как у выдры. Предводительница революционной молодежи всегда носила на руке повязку красных охранников и одевались в зеленую военную форму, которая была ей сильно велика. Она чрезвычайно гордилась этой формой: на ней было четыре кармана, что свидетельствовало о социальном статусе — чем больше карманов, тем выше статус. Форма досталась ей от дяди, который некогда служил в Народно-освободительной армии. Еще Острый Перец носила на груди два керамических значка размером с ладонь. Они были нежно-персикового цвета и изображали Председателя Мао. Издалека они напоминали обнаженные груди с головой Мао вместо сосков.

Каждое утро Острый Перец собирала у ворот школы свою команду красных охранников. Они должны были проверять преданность учащихся Председателю Мао. По школьным правилам от каждого ученика требовалось иметь при себе «три сокровища»: значок с изображением Мао, маленькую красную книжечку — цитатник Мао и — для тех, кто принадлежал к числу красных охранников, — повязку на руке. Забывших что-либо их этого списка Острый Перец оставляла у ворот и не пропускала до самого звонка. Иногда она выбирала кого-нибудь наугад и проверяла его знания высказываний Мао. Называла номер страницы, а экзаменуемый должен был процитировать изречение вождя. Допустившему ошибку в качестве наказания полагалось либо неделю чистить школьные туалеты, либо, стоя у ворот, сто раз прочесть вслух какую-то из цитат.

Когда я утром подходила к воротам школы и видела хотя бы тень предводительницы красных охранников, мое сердце начинало бешено колотиться. Я чувствовала, как у меня холодеют пальцы и учащается дыхание. Я лихорадочно проверяла, не забыла ли взять с собой самое необходимое, и начинала мысленно повторять все высказывания Мао. Но Острый Перец всегда находила к чему придраться. Она говорила, что я не сделала требуемой паузы на месте запятой или в конце абзаца, а если пауза была сделана, моя мучительница заявляла, что я слишком медленно процитировала отрывок, и вообще начинала хитрить.

Меня отстранили от участия во всех школьных мероприятиях, включая настольный теннис и плавание, которые я так любила. Неважно, что я хорошо плавала. Наоборот, Острый Перец считала, что я предам страну и уплыву за океан: «Она быстро пересечет море и выплывет в Тихий океан, где ее уже будет ждать западный корабль. Ее возьму на борт, и она продаст врагу все государственные тайны».

Шел 1969 год, разгар грандиозного движения, именуемого Культурной революцией. Мне было четырнадцать лет и я училась в средней школе Первого июля, получившей свое название в честь дня основания Коммунистической партии. [2]Учились мы тогда мало. Мне было семь лет, когда началась Культурная революция, которая свела все образование к изучению трудов Мао. Нас учили писать на земле имя Учителя и выводить иероглифы черными чернилами. Школьники постоянно участвовали в уличных парадах. Появление каждого нового постулата Председателя Мао было для нас событием, мы переписывали его слова на большие плакаты. Пятьдесят шесть человек в классе — пятьдесят шесть плакатов, которые мы развешивали на дверях и воротах по всей округе. Молодежь видела в этом свое предназначение. Острый Перец, которая всегда возглавляла шеренгу, несла громкоговоритель, я же замыкала шествие, и мне приходилось тащить тяжелое ведро с клеем и кисти.

Время от времени нас все-таки собирали в классе. По утрам мы изучали основы математики, а днем по нечетным числам из пригорода или с какого-нибудь завода приглашали человека, который рассказывал ужасные истории о старых временах. Вся трехчасовая речь выступающего сводилась к тому, что без Председателя Мао мы бы погибли. Этот метод действительно работал. Молодежь начала верить в заботу и защиту Председателя Мао и полюбила его. По четным числам мы читали героические истории о солдатах, которые погибли, защищая страну и прославляя Председателя Мао.

Мне хотелось поскорей вырасти и вступить в ряды Народно-освободительной армии. Я жила в предвкушении того часа, когда отдам жизнь и тем самым докажу свою преданность Председателю Мао. Я мечтала отправиться во Вьетнам, Северную Корею или в Албанию и сражаться с врагами, как те герои, о которых я читала.

Мама говорила, что у людей в крови слишком много огня, а когда я спрашивала почему, она понижала голос и отвечала, что причиной тому запрет Коммунистической партии на поклонение духам. Ведь этот ритуал помогал нашим предкам выпускать гнев. Вскоре после маминых слов у меня начались месячные. Я понятия не имела, что это такое, и решила, что огонь, о котором говорила мама, проник и в мою кровь.