Незнакомка из Пейроля - Франсуаза Бурден Страница 41

Аврора взяла секатор и принялась отрезать ветки, Паскаль светила ей фонарем. Нарезав целый букет, Аврора сказала, что ей достаточно.

– Пойдем быстрее домой, здесь так холодно!

Они вернулись к дому, где светили фонари, но те вдруг погасли.

Паскаль остановилась и пробормотала проклятия.

– Опять эти перебои с питанием! Обычно это длится несколько минут…

Они терпеливо ждали, устремив взгляд к дому, которого больше не было видно.

– Пойдем, наверно, – прошептала Аврора.

– Говори громче, ты никому не помешаешь, – пошутила Паскаль, испытывая небольшое беспокойство.

Тьму, окружавшую их, нарушал лишь свет фонарика. Проходя мимо места, где рос гибискус, Паскаль, сама того не замечая, ускорила шаг.

– Подожди меня! – запротестовала Аврора.

Паскаль зашагала медленнее, чувствуя, тем не менее, непонятное волнение. Она вспомнила о пожаре в мастерской, о трагической смерти матери Адриана, сгоревшей заживо, но тут же отогнала от себя эти ужасные мысли. Пейроль был ее домом, это было чудесное место, которое она знала наизусть и которое обожала. Поднявшись на первую ступеньку лестницы, она с облегчением вздохнула.

– Мы спасены! – сказала она весело. – Сейчас зажжем кучу свечей…

– Только не те, что я купила к Рождеству. В кухне должны быть еще.

Когда Паскаль открывала входную дверь, появился свет. Они переглянулись и рассмеялись.

– Пожалуй, нам еще рано записываться в спецназ! – заметила Аврора.

Паскаль задвинула засов и погасила фонарь. Букет из веток остролиста был прекрасен, но за ним можно было сходить и завтра утром, а не устраивать себе страшилки.

– Если ты подогреешь нам суп, я сделаю корону, – объявила Аврора, направляясь в кухню.

– Разогреть один из твоих полуфабрикатов? Об этом не может быть и речи, я приготовлю суп сама, с картошкой, горохом и шкварками. Называется сен-жерменская похлебка.

– Это разумно, перед празднованием Рождества нужно есть легкие блюда…

Они обе рассмеялись, радуясь тому, что были в безопасности, что у них впереди выходные и что они вместе будут готовиться к празднику.

У Самюэля никогда не было достаточно времени, чтобы как следует рассмотреть свой дом. Он купил его второпях, когда приехал в эти места, и выбор его объяснялся местом расположения дома – в двух шагах от аэроклуба, – что он считал большим преимуществом. После импозантного Пейроля его дом казался теперь ему холодным, безликим и скучным. Конечно, он очень мало бывал здесь – в основном только спал, а все свое свободное время посвящал полетам, не желая заточать себя в четырех стенах. Стены его дома были белыми и гладкими, а оконные проемы украшали витражи. Весь первый этаж занимала большая гостиная в американском стиле. На втором располагались две комнаты, большая ванная и гардероб. В целом этот дом был современным и светлым, но каким-то безжизненным.

Марианна, напротив, обожала этот аккуратный дом, прямоугольную лужайку и розовые кусты перед ним. Ничего лишнего, никакого запустения, в отличие от этих огромных старинных особняков, постоянно нуждающихся в ремонте.

– Паскаль, конечно, мужественная женщина, но скоро ей надоест этот Пейроль, там работы непочатый край! – без конца повторяла Марианна, но Самюэль никак на ее комментарий не реагировал. Зачем? Все, что касалось Паскаль, приводило Марианну в неистовство, и у нее, в конце концов, имелись на то основания. Да, Паскаль была ее соперницей, да, Самюэль все время думал о ней, а с той ночи, когда она позвала его к себе на помощь, он думал о ней еще больше.

Он потянулся и встал с постели. На сегодня, кроме встречи Рождества в Пейроле, он ничего не планировал. Однако в любой момент его могли вызвать в клинику. Только бы ничего не произошло.

Перспектива празднования Рождества без Марианны скорее утешала его, нежели расстраивала. Она не звонила ему, он тоже не звонил, поскольку ему нечего было сказать ей. То, что она так негативно восприняла его ночной отъезд в Пейроль, конечно, огорчало его, но он не хотел лгать, чтобы утешить ее. На ее месте он повел бы себя точно так же, испытывая то же чувство ревности.

Где же она будет встречать Рождество? С родителями? Ему не хотелось представлять ее в одиночестве, со слезами на глазах. Эта мысль была для него невыносима. Марианна заслуживала счастья с мужчиной, который по-настоящему любил бы ее, а он был на это неспособен, образ Паскаль по-прежнему преследовал его. Почему он не может смириться с тем, что потерял ее? Снова завоевать ее было так же невозможно, как и забыть, и он чувствовал, что зашел в тупик.

Стоя наверху лестницы, Самюэль критически оглядел свою гостиную. Разве правильно было объединять кухню с гостиной? Он поежился и плотнее запахнул теплый халат. Оконные витражи были покрыты инеем, небо затянули тяжелые серые тучи, предвещавшие снегопад, и полное безветрие. Затишье перед бурей?

Он спустился и поставил чайник на огонь. Затем поискал дистанционное управление и включил свою любимую музыкальную радиостанцию, передающую классическую музыку. Когда в комнате раздались первые аккорды симфонии, прозвенел дверной звонок.

– Черт…

Он пошел открывать дверь, зная, что это Марианна. Выглядела она продрогшей, хотя была одета в длинную стеганую куртку с капюшоном.

– Я могу войти?

Ее голос и улыбка были такими неуверенными, что он почувствовал неловкость.

– Конечно. Заходи, погрейся, я как раз готовлю чай. Она вошла, сняла куртку и провела рукой по белокурым кудрям, приводя их в порядок.

– Я взяла сегодня отгул, – сказала она, словно объясняя этим свой приход.

Он поставил на столик две чашки и, пока чай настаивался, приготовил тосты.

– Я думала, ты мне позвонишь, – сказала она с некоторым вызовом.

Не отвечая, он придвинул блюдечко с маслом, варенье и сахар.

– Нам нужно поговорить, Самюэль.

– Я слушаю.

Он терпеливо ждал, пока она подбирала слова.

– Наверно, ты считаешь меня скучной и жалкой…

– Нет, вовсе нет. Я лишь считаю, что мы не созданы друг для друга, мы хотим разных вещей.

– Но ты… ты же ничего не хочешь! – воскликнула она. – В любом случае, я тебе не нужна. Ты отталкиваешь меня, ты со мной не считаешься, с этим невозможно примириться.

В течение нескольких секунд они смотрели друг другу в глаза, и она не выдержала.

– Ты мне ничего не обещал, я знаю, – обреченно сказала она сдавленным голосом.

Она была бледна, ее лицо осунулось, и, несмотря ни на что, она продолжала надеяться. С момента их встречи она жила иллюзиями, постоянно рисуя в своем воображении приятные для себя картины.