Заветное желание - Дженна Питерсен Страница 41

Она поднесла руку к дрожащим губам, снова перебирая в уме различные варианты этой встречи. Что, если там случилась драка? Что, если это ловушка? Что, если Рис, не дай Бог, ранен и вообще убит?

Часы, казалось, тикают все громче и громче, как барабанная дробь. От страха Энн готова была закричать, но в этот момент дверь открылась. Повернувшись, она увидела Риса. Лицо его было мрачным, но зато он вернулся целым и невредимым.

Энн бросилась к мужу, и он крепко обнял ее.

— Я думала… я думала… — Она уткнулась лицом ему в плечо.

— Ничего плохого не случилось, — успокоил ее Рис и слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо.

В этот краткий неосмотрительный миг Энн увидела его разбитое сердце, которое он не открывал никому, даже ей. Она поняла, что встреча прошла неудачно и положение теперь стало критическим.

Но когда он ее поцеловал, все мысли улетучились. Энн жаждала утешить его хотя бы тем способом, какой у нее был. Рис уложил ее на кровать, и сам лег сверху. Энн почувствовала на себе восхитительную тяжесть его тела.

— Боже, Энн, — выдохнул Рис, высвобождая ее грудь из рубашки. — Я так сильно хочу тебя, что ощущаю это каждой частицей своего тела.

— Я твоя, — прошептана она.

Рис с такой страстью втянул в рот ее сосок, что наслаждение смешалось с болью в приятном сочетании.

— Я всегда буду твоей.

Рис поднял голову, в его глазах была глубокая, невыносимая печаль. Он снова поцеловал Энн, но первоначальная страсть немного угасла. Это был уже другой поцелуй: нежный, заботливый… и утверждающий прощание, которое она пыталась игнорировать.

Обласкав другую грудь, Рис заскользил губами по ее животу, прикрытому рубашкой. Его теплые руки массировали ей ноги, медленно поднимая легкую ткань и заставляя Энн выгибаться от желания. Легкость, с какой он мог довести ее до экстаза, давала ему полную власть, но ее это не заботило. Она сдавалась охотно, без единой мысли о прошлом или будущем.

Наконец Рис откинул голову и при свете камина посмотрел на ее вздымавшуюся грудь и слегка раздвинутые ноги. К торжеству Энн, глаза у него затуманились от желания. Она так долго не верила, что муж хочет ее, постоянно искала в себе недостатки, но теперь убедилась, что была не права. Его страсть к ней проявлялась в каждом его движении, каждом вздохе.

Энн раздвинула ноги, открывая ему вход. Она больше не чувствовала ни смущения, ни уязвимости, когда он так смотрел на нее. Она хотела, чтоб он видел ее, делал все, что ему нравится. Она нуждалась в этом как в дыхании, пище и воде.

Едва Рис склонился над ней, как Энн почти мгновенно окатила бурная волна оргазма. Рис не давал ей пощады и продолжал ее сладостные муки, пока слезы не потекли у нее по щекам и она в изнеможении не упала на подушки.

Совершенно выбившись из сил, она смотрела на него, ожидая, что он сбросит одежду и по крайней мере удовлетворит свою страсть. Но он этого не делал.

Хотя она видела свидетельство его возбуждения, Рис лег рядом и ласково убирал волосы с ее лица, пока она приходила в себя.

— Ты прекрасна, — наконец прошептал он. — К сожалению, я не часто говорил тебе это.

— Тогда почему ты не занимаешься со мной любовью? — спросила она, зная ответ.

Но Энн хотела услышать это от него. Сейчас.

— Я хочу. Но я не могу. Потому что… — Он ласково коснулся ее щеки. — Потому что сегодняшняя встреча прошла не очень хорошо, Энн.

— Я поняла это по выражению твоего лица, как только ты вошел в комнату. Пожалуйста, расскажи мне. Я с ума сходила от беспокойства, пока ты отсутствовал.

Он сразу помрачнел, желание и радость улетучились.

— Мы были правы в нашем предположении, что шантажист — это прежний фаворит моего отца Ксавье Уоррен. Похоже, они оба участвовали в делах намного более ужасных, чем политические интриги. То, что я сегодня услышал, Энн… — Рис покачал головой, словно отгоняя безобразные воспоминания. — Мы с Саймоном узнали, что Уоррен не остановится никогда. Им владеют силы, не поддающиеся никакому контролю. Если мы подчинимся его нелепым требованиям, он будет властвовать над нами всю оставшуюся жизнь. А возможно, и над жизнью следующего поколения.

Энн вздрогнула.

— Я этого не допущу, — продолжал Рис. — Я не желаю, чтобы моя жизнь зависела от этого негодяя. Пора с ним покончить единственно верным способом. Я намерен сам открыть правду, Энн.

Она молча смотрела на мужа. Его слова не были неожиданными, он говорил, что может поступить именно так, но она ему не верила.

Энн ожидала, что даст наконец волю чувствам, которые она едва сдерживала все это ужасное время. Однако, глядя сейчас на мужа, она чувствовала не боль, и не сожаление, хотя была уверена, что и то и другое придет позже.

Сейчас она чувствовала только гнев. Гнев на создавшееся положение, на шантажиста, который разрушил ее надежды, но больше всего — гнев на Риса. Это чувство невозможно было ни сдержать, ни контролировать. Сегодня она выскажет ему все, что прятала в себе, борясь за него. Сегодня она даст волю собственным эмоциям, вместо того чтобы думать о Рисе и его чувствах.

— Я ошибалась, когда говорила, что ты изменился. — Энн встала с кровати и одернула рубашку. — Ты все такой же эгоистичный осел, каким был всегда.

Рис посмотрел на жену. Энн дрожала от ярости.

— Я очень старалась, — продолжала она, словно уже не могла остановиться. — Я давала тебе все, чего ты хотел, все, о чем ты меня просил, и даже больше. Я предложила тебе мое сочувствие, мою руку и мое сердце, потому что ты в них нуждался. Я предлагала все это даже в ущерб себе.

— И я ценю твои жертвы, — начал Рис.

— Нет, не ценишь! — процедила Энн, шагнув к нему.

Когда-то он назвал бы ее реакцию слабостью. И осудил бы за то, что она не может контролировать свои чувства. Но теперь он с болью смотрел на нее, зная, что силе Энн он мог только позавидовать. Она станет бороться, если даже не сможет выиграть битву.

— Пойми, это мой единственный самоотверженный поступок.

Она молча смотрела на него, потом вдруг засмеялась. Но в ее смехе не было ни веселья, ни теплоты. Лишь презрение и недоверие.

— Нет, мой дорогой, — наконец произнесла она. — Это не самоотверженность. Я бы назвала твой поступок откровенной трусостью.

Рис с трудом удержался от желания повысить голос.

— Ты не можешь так говорить, Энн. Открыв правду, я погублю себя. В меня полетят все камни и стрелы, которые никто раньше не посмел бы швырнуть из уважения к моей семье и титулу. Ты называешь это трусостью?

Энн кивнула:

— Да, я так считаю. Будь ты смелым, Рис, ты бы боролся, а не капитулировал. Но ты не борешься. Ты не пожертвуешь своей проклятой одержимостью титулом и безрассудной страстью к тому, что ты называешь уважением.