Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро Страница 40

Мне уже не мерещились звуки, никто не тревожил моего промозглого одиночества. Может, вернуться назад?

— Сегодня хороший день, — радостно объявила старая актриса, как только мы с Сашей переступили порог ее квартиры. Приехала Ольга, привезла от Дани длинное письмо. Ему разрешили свободное передвижение. Митя начал репетировать в театре. И вы пришли в гости. У меня Эва сидит на кухне, ссорится с Машей из-за рецепта пирога. Возможно, к концу чайной церемонии мы его получим. Но даже если и нет, то у меня припасено еще кое-что.

Все это хозяйка выпалила на одном дыхании, и нас, наконец, впустили в комнаты.

Ольга сидела за столом одна, с прямой спиной и в напряженном ожидании. На лице блуждала несвойственная ей жалкая полуулыбка. С чего начать разговор, не знал никто.

— Ну, будем считать, что все вопросы, которые возникают в таких случаях, уже заданы, ответы получены, переходим к следующей сцене. Сейчас придет Митя. — Руфа подмигнула мне.

Ольга поджала губы и напряглась еще больше. У меня мелькнула мысль, что в бедах Дани она каким-то образом винит Митю, а возможно и всех окружающих. Я не успела возмутиться, как прозвенел дверной звонок и в комнату стремительно влетел Митя. Создалось ощущение, что он прямо со сцены оперного театра, не выходя из образа, ворвался в нашу жизнь.

— Привет всем! В холле еще один гость топчется.

Мы все развернулись в сторону прихожей. Там с букетом цветов стоял изысканно-презентабельный Андрей Сергеевич. «Странная компания, — подумала я. — И что-то все это значит», — тревожно замутило меня. Вся радость гостевания испарилась.

Из кухни вся в муке и слезах впорхнула Эва, причитая по поводу упрямства Маши. За ней следовала бывшая молочница с блюдом пирогов.

Сначала разговор шел о каких-то малозначимых событиях, раздавались восторженные вздохи по поводу вкуснейшей выпечки. Неожиданно Руфа, закурив очередную сигаретку, спросила у Андрея Сергеевича, что удалось выяснить по поводу молодых людей, следящих за мной и перевернувших все вверх дном на даче. Повисла неловкая тишина.

— По некоторым агентурным данным, — почему-то усмехнувшись, начал свой рассказ Андрей Сергеевич, — наших «друзей» взволновало появление очень известной марки на рынке филателистов. Но… дальше все становится сказочно-ирреальным. Не сам уникальный раритет привлек внимание искателей приключений. Выяснилось, что на одной из марок коллекции находится некий код, открывающий тайну, вы не поверите, клада. Это и стало предметом настойчивых поисков.

— Что за буйные фантазии у этих людей? — возмутилась Руфа. — Я, кажется, догадываюсь, о чем идет речь. Ларик очень любил «путать» людей секретными историями, даже загадками века. Митя, разве ты не помнишь эти сказки деда Мазая? Илларион Валентинович, к сожалению, не мог говорить о приключениях своей реальной жизни. Поэтому он фантазировал.

— Руфа, а почему ты думаешь, что в этих небылицах не проскакивали настоящие факты? Я сейчас уже не очень помню его «сказания», но ощущение, что многое может быть правдой, осталось, — сказал Митя.

Я оглядела присутствующих и, к моему немалому удивлению, обнаружила, что всех страшно заинтересовали Митины слова.

— Но его же убили, — тихо прошептал Саша. — И вы полагаете, тому причина лишь буйная фантазия старого человека? — Он внимательно посмотрел на Андрея Сергеевича.

— А у вас, молодой человек, есть другие сведения? — вцепился тот птичьим взглядом в Сашу. — Я тоже не уверен, что это были лишь мифы, но кто об этом мог знать.

— Тот, кто знал про коллекцию и поверил в эту историю. Или тот, кто видел марки, — отрубила Ольга.

Все посмотрели на Руфу и в полной тишине ждали ответа.

— Я действительно видела альбомчики, но и только. Значит, был кто-то еще, кто хорошо знал о конкретной марке.

Я вспомнила, что перед смертью Илларион Валентинович отдал мне сверток для вручения Руфе. Что там было? Спросить невозможно, но интересно — до дрожи в желудке.

После утверждения Руфы, что ей лично об этом ничего не известно, все постарались переключиться на другие темы и «сладостно вкушать» подоспевшие очередные пироги. Я незаметно выскользнула в коридор, так как видела, что Митя покинул гостиную. Из кухни доносились голоса.

— Я надеюсь, ты помнишь о своем обязательстве, — жестко наступала Маша.

— Я не отказываюсь, но у меня сейчас нет денег. Подожди до начала выступлений.

— Я жду последний раз. Имей в виду, всем расскажу. Ты думал, смылся в Италию и я тебя не достану?

— Маша, но если ты всем растреплешь, ведь лучше никому не станет, а ты потеряешь все.

Я практически вдавилась в проем между комнатой и кухней и не дышала. Что это, о чем они говорят? Как Маша смеет так разговаривать с Митей? Было понятно, что ни вмешаться, ни защитить предмет моего обожания не могу. Опять тайна. На душе стало холодно. Естественно, мне ни на минуту не пришло в голову, что Митя может быть в чем-то виноват. Пока я соображала, куда мне деться из своего закутка, мимо меня, как метеор, пронесся Митя и, влетев в комнату, сразу стал прощаться, якобы он вспомнил, что у него репетиция.

— Ну что ж, мой дорогой, — иронично заметила его бабушка, — творчество прежде всего. Беги, не забудь про верхнее «до».

— Да, да. Я все помню.

После ухода Мити компания разделилась по интересам. Руфа, склонив голову к плечу Андрея Сергеевича, о чем-то тихо шептала. Сашечка, спросив разрешения хозяйки, пошел копаться в ее костюмах и делать эскизы. Эва отправилась доругиваться с Машей. Мы остались с Ольгой наедине.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить, Лерочка?

— Например, о чем? Так чтобы тебе не было неприятно, а мне неловко.

— Ты знаешь, где я была все эти годы?

— Нет, то есть кое-что мне сообщали, но, как всегда, без подробностей.

— Я работала в театре, неподалеку от Даниной зоны.

— Угу, только…

— Ты хочешь спросить зачем? Теперь уж и сама не знаю. Тогда мне казалось, что ему будет легче, если кто-нибудь из близких окажется рядом.

К сожалению, теперь мы уже не сможем продолжить наш с Олей разговор. Вернее, это был монолог, ей хотелось выговориться и оправдать бесцельные, как она в результате поняла, годы. Человеку только кажется, что он делает добро исходя из интересов того, кому он предлагает свою помощь. В первую очередь он хочет удовлетворить свою собственную потребность в полезном деянии. Именно так произошло и с Ольгой. Поступив, как декабристка, она не нашла нужного отклика на свой самоотверженный поступок. Вернулась разочарованная и несколько обескураженная. Теперь я ее хорошо понимаю. Любовь, нежность нельзя заставить принять. В этом мы оказались с ней по-идиотски похожи. Ее залихватская решительность никому не помогла, а ее жизнь… Я вскочила и снова стала бегать от калитки к скамейке. Неужели и меня ждет такой финал? Дом как-то наклонился или уже мне мерещится, кошка или кто-то еще прошуршал в трескучих листьях. Надо убираться отсюда… Пока я предавалась воспоминаниям, наступила ночь. Холодно, безмолвно, страшно. Лучше уж я пойду в дом…