Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро Страница 39

В одном фильме я услышала фразу: «Нельзя выкинуть страницы из жизни, но можно выкинуть всю жизнь». Именно это и происходит сейчас со мной.

— Она наверняка здесь, — услышала я.

— Тогда пошли.

— Куда? И что я скажу?

— То, что должен.

— Нет. Не сейчас. Я пойду к себе. Зачем мы здесь? Смотри, темно.

Шаги стали удаляться.

По шороху шагов я поняла, что говорившие уходят.

— Я пойду, Руфочка, — тихонечко пискнула я и, словно боясь кого-то спугнуть или разбудить, прошелестела к выходу.

— Ты мне скоро понадобишься, — услышала я голос Мити. — Не теряйся.

— Подожди, — остановила меня хозяйка, — мы же не договорили, и, кроме того, мы собирались обедать.

— Но я же вижу, что вам нужно поговорить.

— Что? Ты думаешь, мы не можем ссориться при тебе? — удивилась Руфа.

— Нет, я лучше пойду, я уже два дня дома не была. Мама… — начала канючить я.

— Ну, как хочешь, — резко вздернув голову и обиженно выпятив губу, произнесла бывшая опереточная примадонна. — Опять бежишь! Ну-ну.

Я торопливо прошмыгнула мимо кухни и поймала понимающий взгляд Маши.

Дома я получила порцию молчаливого неодобрения, недовольства родительницы и так же, как и полчаса назад, сочла за благо спрятаться. Я очень устала, и на объяснения у меня сил не было. Все, сосредоточусь на обдумывании вариантов своей будущей работы. Выбор невелик. Но все-таки кое-что есть. Журнал, кафедра, театр. Я стала по полочкам раскладывать свои предпочтения. Не дойдя до преимуществ первого варианта, я услышала телефонный звонок.

— Лерик, я с приглашением, если ты еще помнишь, — смущенно хихикнул Сашечка.

— А, да, конечно, помню, — пробормотала я.

— Тогда завтра. На Пушкинской площади в семнадцать тридцать.

— Почему так рано?

— Хочу с тобой поболтать. Ты против?

— Нет, конечно.

Я все же надеялась, что эта встреча не поссорит нас снова. Более неудобного момента трудно найти, но отказываться было невежливо.

— Я рад, что слышу тебя, — потеплел голос друга.

— Я тоже. Давай постараемся завтра не испортить это ощущение.

Тот вечер прошел вкусно. Давно не было такого раскрепощения и легкости. Мы вспоминали наши юные проделки, страшно радуясь курьезности поступков и непритязательности молодых вкусов. Память — странная вещь. Я часто не помню событий, но замечательно ощущаю запахи, чувства, музыку и даже точно помню ауру того, что происходило. Сейчас я не помню ни предмета нашего разговора, не смогу повторить ни одного слова, произнесенного тогда, но приподнятость чувств и мыслей ощущаю полной грудью. Мне даже на какой-то момент показалось, что все можно вернуть, потому что внутри меня все это живо. И только скрипучее окно, постанывающее в глубине сада от сильного ветра, вернуло меня на мокрую скамейку. А, собственно, почему я не пошла в дом? Я прекрасно знаю, где находится ключ. Может, я боюсь теней прошлого, или из дома труднее выбраться? Нет, честно призналась я. Так просто драматичнее. И себя жальче, и впечатление ярче. Еще я могу не сразу услышать того, кто пришел, и не буду готова отразить удар. Все эти глупости лезли в мою голову от страха и одиночества. Лучше вернуться туда, где было понятно, покойно и радостно.

— Как тебе спектакль? — смущаясь, поинтересовался Саня после представления.

— Не знаю… Но декорации чудесные. Это ведь твои?

— Не совсем. Я в основном занимался костюмами и немного сценографией. Сама понимаешь, кто мне сразу даст в Москве целиком спектакль оформлять.

— Но все-таки это уже кое-что. В главном театре страны — костюмы. Об этом обязательно напишут.

— Вот тебе и карты в руки. Ты и накатай хвалебную статью о молодом художнике.

— Это что, социальный заказ?

— Нет, индивидуальный. Не только о Митьке писать, — обиделся Санька.

— Прекрати, мы же договорились. Кроме того, кто тебе сказал, что я что-то писала о Мите? К сожалению, пока нечего. Вот сейчас, когда он начнет выступать в театре…

— Ты написала диплом, на нем, пожалуй, можно было бы начертать посвящение, — язвил мой друг.

— И что? — еле сдерживалась я. — Мы же договорились не портить вечер.

— А это запретная тема?

— Тебе не надоело? Я действительно хотела бы написать об этом спектакле. Но не надо на меня давить.

— Ну хорошо. Скажи мне лучше, ты часто бываешь у Руфы?

— Не очень… А что?

— Я хотел бы тоже с ней повидаться как-нибудь. Скоро будут делать спектакль о начале века. А кто лучше нее знает всякие симпатичные детальки! И кроме того, насколько я помню, у старушки сохранилась масса прибамбасов от ее прошлой карьеры.

— По-моему, она рада всем, особенно дачным.

— Поинтересуйся, пожалуйста, когда мы можем к ней зайти.

Неторопливо дойдя до моего дома, мы долго молча стояли в арке двора. Вдруг Санька забеспокоился. Оглянувшись, я увидела две подозрительные личности.

— Тебе надо идти, неизвестно, кто так поздно бродит по переулкам, — сказал он.

— А как же ты пойдешь обратно? — испугалась я за друга.

— Ничего мне не будет. Они пристают в основном к девушкам. Так что беги скорей.

Я, заведенная Сашкиной тревогой, действительно припустилась. И, только домчавшись до квартиры, поняла, что его испуг вызван совсем не заботой о моей безопасности. Что же это? Может, он просто струсил? Но тогда бы он поднялся ко мне. Не найдя ответа, я просто выкинула свои вопросы из головы. В конце концов, мне не очень-то и хотелось продолжать общение. Но слово, данное приятелю, решила сдержать. Вернее оба. Я позвонила Руфе и после коротких «как вы себя чувствуете» и «не надо ли чего» напросилась в гости вместе с Санькой. Руфочка была рада и сказала, что соберет «общество». Не очень поняв, кого она так именует, я распрощалась и пошла писать статью, надеясь, что моя однокурсница, работающая в газете, сумеет ее тиснуть, если я опережу более именитых и пронырливых соперников.

Статья получилась легкая и остроумная, несмотря на то что меня не покидала мысль о Мите — он наверняка будет у Руфы. Не зная, что делать с приятной дрожью внутри, которая путала мысли и делала поступки суетливыми и бессмысленными, я села править написанное.

Шесть лет, прошедшие с первой встречи с Митей на станции, и учеба в институте похожи на один длинный томительный и не очень запоминающийся день. Романтические блуждания по лабиринтам неосуществленной любви — вот и все, что я могла вспомнить. Годы юности я провела в полудреме, вызывая иронию и насмешки знакомых. Наверное, я боялась выныривать из привычного состояния, но в то же время мне страстно хотелось необычной, даже экстремальной жизни. И я ее получила. Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются. И тогда уже ты не можешь руководить судьбой, они, эти стремления, несут тебя вперед. Меня они привели в эту ветхую беседку в заброшенном саду. Странные и страшные события последних лет так и остались тайной, которую я все время хотела разгадать. Плохо, когда ты не понимаешь, почему это произошло. Я сижу здесь в тревоге и ознобе мокрого осеннего вечера. Зачем, почему сама не иду навстречу правде? Опять прячусь. Самокопание — любимое занятие.