Отрава для сердец - Елена Арсеньева Страница 4

Марко брел на подгибающихся ногах, не думая об осторожности,совершенно изнемогший. Встреться ему в такую минуту Михаил, потребуй объяснений– и губами не смог бы шевельнуть, не то что отбиться в случае нужды! Нопочему-то уже через четверть часа силы возвращались к нему, мышцы крепли,воспоминания о белопенной Анисье оживали в голове… а в штанах твердел, оживал,наливался нетерпеливой силой тот кусочек его тела, который только что казалсянавеки изнемогшим, опустошенным, умершим. И Марко с суеверным восторгом,который был сродни ужасу, думал, что не иначе она зачаровала его. Околдовала!

Она могла… Марко не сомневался, что Анисья все могла!

Они редко говорили, но порою все же хватало времени нетолько для объятий. Однажды Анисья дала Марко шелковый мешочек, в котором тонкои сухо что-то шелестело, и сказала, что это – трава осот, весьма большоеподспорье в торговых делах. Марко верил только в свою удачу, но подарок принялс благодарностью. Только cвятая мадонна знает, в чем крылась причина – в удачеили в осоте, но невозможно было не заметить, как улучшились вдруг его дела!Мало того, что Михайла не изменил слову и не взвинтил цену на свой товар, непередал его другому покупателю, хотя мог теперь, после пожара, выбирать. Маркопродал меха с такой выгодой, какой даже предположить не смел в самых радужныхмечтах. Он мог бы уже возвращаться в Венецию, но рассудил, что прежде возьметпартию хорошего товара, например, меду. Опять пришлось подождать немного… доконца лета.

Разгоряченная плоть одобряла такое решение – в самом деле,как это так, вдруг расстаться с Анисьей? Да разве они уже довольно натешилисьдруг другом? Нет, Марко подождет. И до исхода лета, и до глубокой осени, потомучто это значило увезти с собой не только мед, но и чистейший воск. А потом вдругявилась ему в голову отличная мысль: прикупить еще мехов на первых зимнихторгах! И опять новая – да еще какая догадка: а зачем вообще ждать торгов вМоскве? Не лучше ли поездить с Михайлой по охотничьим угодьям, где можнонабрать меха вдвое, втрое, вчетверо дешевле? Впрочем, он уже тогда знал, чтоникуда не поедет: посулит хороший барыш Михайле – и зашлет его по знакомымпромысловикам, а сам останется.

Останется с Анисьей.

Дни шли за днями, и он все больше привязывался к своейчаровнице. А Анисья… Анисья не замыкалась в загадочном молчании, не заводилаглаза к небесам, не играла во внезапные охлаждения – все эти мелкие ухищренияженского кокетства были ей чужды. Бесстыдно откровенна была московская купчихав желании наслаждаться своей молодостью, красотой, любовью – и такжемолодостью, красотой и любовью Марко. Но с пылкостью и сладострастностьювзрослой, опытной, вечно неудовлетворенной женщины уживались в ней легкостьнрава, почти девчоночья простота. Так, она старалась для приличия уменьшить тяжестьгреха: снимала с себя крест, готовясь к встрече с любовником. Марко знал, чтонекоторые супруги, прежде чем ложиться в постель, завешивают даже образа, но вмыльне-то образов ни у кого не водилось, а крест, входя в столь опасное место,православные и так снимают. Вот грех и творился шито-крыто.

Виделись любовники на неделе по нескольку раз, и никакойпрыткий ум до сих пор не догадался об их встречах, никто не озаботился, почемуАнисья велит готовить себе мыльню чуть не каждый день, да вдобавок в неурочнуюпору – во время послеобеденного отдыха. Впрочем, Марко уже знал о пристрастиирусских к баням. От всех болезней лечились в банях; после ночи, проведеннойсупругами вместе, считалось необходимым сходить в баню, прежде чем подойти кобразу. Но в конце июня сделались вдруг такие жары, что вышел указ – запретитьтопить мыльни, кроме царских, общественных, дабы избежать пожаров. Прослышав обэтом, Марко впал было в отчаяние, но все же потащился вечером к Воротникову закаким-то выдуманным делом. Первым, кого он увидел на дворе, был сам Михайла,сидевший на крыльце босой, в одной лишь белой полотняной рубахе (дома Михайлавообще ходил просто, но сундуки у него не пустовали: он как-то показывал Маркосвои богатейшие, поистине царские одежды из золотой парчи и алого дамаскина,подбитые прекраснейшими соболями!), красный, распаренный, с мокрыми волосами –и попивавший мед. Он явно только что слез с полка и был весьма доволен жизнью.

– Что же, что указ! – ухарски сверкал глазами Воротников. –Мы своевольничаем. Баня… как без нее! Баня для нас такая необходимость, что всемосквичи посулили из своих домов изыти в чистое поле, коли нам не дадут банитопить!

Захмелевший Марко едва не заплакал от умиления такимпристрастием к дедовским обычаям. А уж когда появилась равнодушно-скромная,приветливая Анисья в новом лазоревом летничке да белой рубахе, прикрывавшаясвою косу цвета спелой пшеницы лишь легоньким платочком, будто незамужняядевица, то и вовсе счел себя счастливейшим из смертных. Тогда-то и озарило егопослать Михайлу на покупку пушнины одного – а самому остаться в Москве.

Святой Марко, покровитель его родного города и его самого,не дал бы соврать: Марко с охотою повел бы Анисью под венец и назвал ее нетолько возлюбленной, но и матерью своих детей, когда б не ее явное нежеланиебрака (не с ним, а вообще брака!). Не побоялся бы и той власти, которую Анисьянад ним взяла. Нет, не зря чудились ему в этих глазах-озерах колдовские чары…Анисья знала не только травы, для дела спорые, но и множество совершеннодиковинных вещей. Как-то при ней Михайла завел разговор о горностаевых шкурах,которые имеют какие-то знаки вокруг головы и хвоста, по коим можно узнать, внадлежащую ли пору пойман зверь и не вылезет ли мех. Анисья слушала, слушала,прилежно нанизывая бисер, а потом вдруг прервала свое молчание и спросилатаинственно:

– А ты, брат Михайла Петрович, покажешь ли гостю мехбаранец?

– Бабьи сказки! – буркнул Михайла, отчего-то вдруг осердясь,но Анисья не обратила на сие нимало внимания и, проворно соскочив с сундука, накотором сидела, выхватила из-под крышки премохнатую шапку с ушами, пошитую изкакого-то диковинного желтовато-зеленоватого меха, похожего на мех енота своейдлинной остью, и принялась уверять, будто сей мех принадлежит баснословномуживотно-растению по имени баранец, кое живет в низовьях Волги. Редкость эта приноситплод, похожий на ягненка. Стебель его проходит через пупок и возвышается надземлею на три пяди. Ноги у баранца мохнатые, рогов нет, передняя часть – как урака, а задняя – чистое мясо, которое народы, в тех местах обитающие, охотноприемлют в пищу. Баранец живет не сходя с места, пока имеет вокруг себя траву,которую сгребает своими клешнями. А ежели прохожий человек сядет по нечаянностис ним рядом, баранец может и укусить!