Куколка для Немезиды - Наталия Миронина Страница 4

В моечной Рая устроилась на подоконнике и, закурив, спросила:

– Ну, как тебе здесь?

Вера, вся распаренная, вытирая до скрипучего блеска тарелки, искренне ответила:

– Спасибо, все очень хорошо. Я, по-моему, тоже пока вас не подвожу? Стараюсь успевать.

Рая наконец разглядела новую работницу.

– Тебе-то не тяжело? У тебя прямо-таки модельный вес. И бледная такая. Все-таки передышку себе давай. Время с одиннадцати до часа и с четырех до шести – более-менее спокойное. Посиди, чаю попей.

Она помнила, как сурово принимала Веру на работу. Не то чтобы Рая переживала о том, какое впечатление произвела на посудомойку, но все-таки хотелось, чтобы ее, администратора, воспринимали как адекватную особу. Тем более что даже с первого, самого неточного взгляда новенькая производила хорошее впечатление.

– Спасибо, я вроде не устаю. – Вере была приятна эта официальная забота. – Я лимон ем. Очень хорошо поддерживает силы.

– Лимон? Что, прямо без сахара?!

– Лучше без, берешь в рот ломтик и жуешь потихоньку.

– И действительно помогает? – Рая после всех, еще, кстати, не закончившихся ссор с Никитой по утрам вставала измочаленная. Даже если они не успевали поругаться по телефону, раздумья все равно лишали ее сна.

– Очень помогает. – Вера не стала уточнять, что этому ее научил бездомный художник Борис и что лимоны, подобранные на рынке, наверное, спасли ее прошлой зимой. – Попробуйте порезать и пересыпать сахаром. Тогда можно с крепким свежим чаем. Витамин С, сахар как источник энергии и чай – лучшее средство, которое согревает, расширяет сосуды.

«Господи, что же жизнь с людьми иногда делает?! А я еще жалуюсь… Подумаешь, мужик ушел!» Рая поняла, что посудомойка – женщина образованная, умная, воспитанная. Об этом свидетельствовали ее речь, интонации, жесты. И не от хорошей жизни она устроилась сюда работать. Одежда на ней была с чужого плеча, сильно неновая. А однажды Рая перехватила Верин взгляд, когда на кухне выбрасывали отстатки еды. «Если бы она сюда не устроилась, неизвестно, что бы с ней стало». Растроганная чужими трудностями, которые были несравненно серьезнее ее собственных, и ухватившись за сочувствие к Вере как за сильнодействующее успокоительное, Рая сказала:

– Так, давай бросай. На завтра посуды хватит. Снимай халат свой, пойдем ко мне в кабинет, поужинаем.

Вера отказалась по нескольким причинам. Во-первых, она действительно была голодной и не хотела, чтобы кто-то это понял. Во-вторых, боялась любого проявления участия, поскольку в человеческое сострадание не верила: уж очень ненадолго людей хватает. Тогда, у Павелецкого вокзала, она видела, как приезжали благополучные люди, раздавали еду, одежду, но то была кампанейщина, порыв души, стремление совершить поступок, позволяющий хоть немного зауважать себя. Потом все заканчивалось: перевешивала привычная безмятежная жизнь. Поэтому Вера сказала:

– Спасибо вам огромное, но я лучше закончу и пойду домой.

– Не выдумывай, давай посидим. Что-то мне не по себе. – Это был правильный ход. Вера поняла, что Рае нужна компания и что ею руководит не только благотворительное сострадание.

– Хорошо, сейчас я приведу себя в порядок.

Обедали они не в кабинете Раи, а в отдельном маленьком зале для особо важных гостей. Там находился всего один стол с крахмальной скатертью и дорогими приборами. Солонка и перечница были серебряными, старыми. Рая заметила взгляд Веры:

– Красивые, сама покупала в антикварном. Серебро, царское.

– У нас такие были когда-то. – Вера помнила, что мама иногда хвасталась подобным наборчиком перед гостями.

– Ты с матерью живешь?

– Нет, мама давно умерла, я тогда школу заканчивала.

– Без родителей тяжело. Я вот уехала давно, а каждый вечер тянет позвонить.

– Ваши родители где?

– В Уфе.

Рая принесла из кухни еду: большие отбивные с картошкой и салат.

Конечно, Вера не чувствовала такого голода, который ее преследовал во время скитаний по городу. Но организм был истощен, и горячая жирная пища действовала опьяняюще. Вера по старым книжкам помнила описание этих ощущений, а сейчас они настигли ее. Но расслабиться до конца не получалось. Вере не очень удобно было без белого халата, в котором она мыла посуду: стало заметно, что брюки ей очень велики, а тонкий синтетический свитер в катышках. Из рукавов торчали бледные запястья. «Картинка для святочного рассказа!» – подумала Вера. «Слава богу, у Раи чем-то голова занята, может, не обратит внимание?!» Рая давно все увидела и искренне пожалела новую сотрудницу. Занятые едой, обе быстро освоились, Рая, достав из стоящего здесь буфета водку, налила себе и Вере по стопочке.

– Ой, нет, спасибо, я до дома не доеду. – Раскрасневшаяся Вера мягко отставила водку.

– Ну, как хочешь.

Рая водку выпила и через какое-то время завела разговор, которого Вера давно ожидала. Разговор о себе – не просто так ведь она ее позвала. Рая же, понимая, что откровенничать с почти посторонним человеком, подчиненной, – это безумие, тем не менее не устояла. Последнее время она ловила себя на желании поделиться горестями все равно с кем. Хоть с теткой в химчистке. Рае казалось, если она услышит банальное «Не говорите, все мужики уроды. Вот у меня самой…», станет сразу легче, как будто озвучивание проблемы превратит личную тайную трагедию в банальность, из-за которой и переживать-то не стоит. «Да эта Вера ни с кем и не общается, а если в конце концов распустит язык – уволю!» Стопочка водки сделала Раю решительной во всех отношениях. И, как часто это бывает у женщин, которым не терпится поделиться проблемой, разговор начался с общих мест.

– Почему принято считать, что женщине обязательно надо замуж?! Вокруг меня полно подруг, которые и слышать об этом не хотят. Посуди сама: целый день на работе, потом дорога с работы – это как вторая смена, а дома готовка, стирка.

Рая излагала истины женских журналов, а Вера спокойно ждала, когда же наконец прозвучит главная фраза. Вскоре она и прозвучала:

– Вот я, например, выгнала мужика! Ну сколько можно терпеть его вечернюю работу, – и тут Рая запнулась, поскольку ничего особенного от Никиты не терпела и ушел он сам, не выдержав гнета упрямой любовницы.

Вера искала подходящую к ситуации реплику, в глубине души страшно жалея, что согласилась на этот обед: откровенность начальства иногда чревата неприятными последствиями.

– Ну, выгнали, значит, больше не могли жить. Почему вы должны терпеть то, что вам не нравится? Вокруг столько людей, еще вам незнакомых, но хороших. Жизнь так стремительна, что позволить роскошь неудобства мы себе не можем, – Вера тщательно «отмеряла» слова, словно составляющие сложного лекарства.

Рая внимательно посмотрела на посудомойку. «Недаром я ее сразу выделила. Не ошиблась: она просто попала в беду и так оказалась здесь. Расспрашивать ее нельзя – только хуже сделаешь. Вон как она стесняется своих рукавов и ботинок. Ботинки, по-моему, вообще мужские. А что касается «роскоши неудобства», так тут она права. Я же чувствовала, что Никита через силу все делает. Неинтересно ему со мной было. Но признаться в этом даже сейчас трудно. Права она и в том, что время идет и страдать впустую уже некогда, годы мои не те. Замуж надо. И не за молодого, как Никита, а за ровесника. Например, Кошелев, ему сорок скоро будет, семь лет разницы – идеально. Но так, сразу, все эти три года вычеркнуть невозможно…»