P.S. I Hate You - Уинтер Реншоу Страница 4
P.S. I Hate You - Уинтер Реншоу читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
– Да, мэм. Принесите счет.
Слава богу.
Я спешу сделать все как можно скорее. Не проходит и минуты, как я ввожу в систему расчета свой личный номер, печатаю чек, кладу в специальную папку и спешу к его столу. Когда я подхожу, его банковская карта уже лежит на краешке столешницы – как будто я слишком задержалась, и он устал держать ее в руках.
Ему так же не терпится уйти, как мне не терпится спровадить его прочь. Полагаю, это единственное, что нас объединяет.
– Я сейчас вернусь, – говорю я ему. На его карточке – простом темно-синем пластиковом прямоугольнике с логотипом VISA в нижнем углу и надписью «NAVY ARMY CREDIT UNION» сверху – вытиснено имя: Исайя Торрес.
Вернувшись, я протягиваю ему ярко-фиолетовую гелевую ручку, которую ношу в кармане, и начинаю собирать его пустую посуду.
– Спасибо вам за… – Он указывает на липкую тарелку у меня в руках и подписывает чек. – За это.
– Конечно, – отвечаю я, избегая встречаться с ним взглядом, потому что чем быстрее я притворюсь, будто он уже ушел, тем лучше. – Хорошего вам дня.
Скотина.
Подняв взгляд, я вижу, что наша хостесс, Мэдди, машет мне рукой и артикулирует, что меня ждут три новых столика. Из-за этого «обаяшки» я разочаровала Карнавалесов, рисковала своей работой и заставила ждать нескольких посетителей – и все это в течение получаса.
Исайя закрывает кожаную папку, где лежит чек, и поднимается с диванчика. Встав во весь рост, он возвышается надо мной, смотрит на меня сверху вниз и удерживает мой взгляд в течение одной-единственной секунды, которая кажется мне вечностью.
На миг его крепкая челюсть и полные губы буквально завораживают меня, мое сердце пропускает пару ударов, и я почти забываю о нашем небольшом обмене колкостями.
– Мэм, будьте добры, я хотел бы пройти, – говорит он, и я соображаю, что преграждаю ему путь.
Я делаю шаг в сторону, и он проходит мимо, задев меня плечом, свежий запах мыла и пряный аромат бальзама после бритья наполняет мои легкие. Сунув папку с чеком в карман фартука, я иду к столикам, которые мне только что назначили, потом со всех ног бегу разливать напитки.
Глянув в сторону выхода, я замечаю, как Исайя останавливается в дверях и медленно поворачивается, чтобы бросить на меня еще один взгляд. Я не знаю, что побудило его к этому, и только час спустя я наконец улучаю время, чтобы проверить его чек. Может быть, я боялась этого, может быть, намеренно загоняла эту мысль в глубь сознания, слишком хорошо понимая, что после всего сделанного мною для него он оставит мне «на чай» какую-нибудь мелочь, оскорбительную, словно плевок в лицо. Или хуже – вообще ничего.
Но я ошиблась.
– Марица, что такое? – спрашивает Рейчел, останавливаясь передо мной с руками, полными аккуратно сложенных одна в другую грязных тарелок.
Я мотаю головой.
– Этот тип… он оставил мне сто долларов чаевых.
Она морщит нос.
– Что? Дай, гляну. Может, ты ошиблась?
Я показываю ей чек и четко написанную единицу с двумя ноликами на соответствующей строке. Общая сумма подтверждает, что эти чаевые – не ошибка.
– Не понимаю. Он вел себя, как полная задница, – бормочу я себе под нос. – Это что получается, пятьсот процентов от заказа?
– Может быть, в последнюю минуту в нем проснулась совесть? – Рейчел оттопыривает губу. Я закатываю глаза.
– Что бы это ни было, я только надеюсь, что он никогда больше сюда не придет. А если придет, обслуживать его будешь ты. Никаких чаевых в мире не хватит, чтобы я захотела снова налить этому наглому грубияну хотя бы стакан воды. И мне плевать, насколько он горячий парень.
– С радостью. – Рейчел складывает губы бантиком. – У меня страсть к щедрым грубиянам с такой офигенной внешностью.
– Знаю, – отвечаю я. – Я видела двух твоих последних бывших.
Рейчел показывает мне язык и идет прочь, а я украдкой бросаю еще один взгляд на чаевые Исайи. Не то чтобы он был первым посетителем, кто так щедро отблагодарил меня – в этом городе деньги едва ли не растут на деревьях, – просто это какая-то бессмыслица, и мне вряд ли удастся спросить его, зачем он это сделал.
Выдохнув, я возвращаюсь к работе.
В последнее время я работаю чертовски много, чтобы сделать свою жизнь не такой сложной, и не собираюсь мечтать о каком-то замороченном типе, которого никогда больше не увижу.
– Как ты себя чувствуешь, Mamãe [1]? – Я вхожу в спальню матери в ее маленькой квартирке в Южном Лос-Анджелесе. До этого я успел позавтракать в кафе и закончить еще несколько дел. Я, конечно, предпочел бы поесть утром здесь, у мамы дома, но в шкафах на кухне нашел только мятые жестянки с дешевым супом, черствую буханку белого хлеба и пару коробок панировочных сухарей.
Надо будет сходить в продуктовый магазин, а после этого я напомню своим охреневшим братцам и сестрицам, что в мое отсутствие это, вообще-то, их обязанность.
– Мам? – спрашиваю я, вглядываясь в непроглядную темноту, царящую в ее комнате. – Ты проснулась?
С улицы доносится вой полицейских сирен, дети соседей сверху с топотом бегают туда-сюда по коридору – уже привычное звуковое сопровождение. Как ни странно, все это смешивается в некое подобие «белого шума», от которого легко отрешиться.
Мама поворачивается на бок; в комнате пахнет смертью, несмотря на то, что Альба Торрес все еще жива. Доктора уже много лет пытаются поставить ей диагноз: то они заявляют, что у нее синдром хронической усталости или фибромиалгия, потом говорят, что у нее болезнь Лайма. Другие доктора утверждают, что вот-вот поймут точно, только надо сдать побольше анализов. Провести больше обследований, больше МРТ, больше осмотров, больше консилиумов.
Но мы по-прежнему не знаем ничего – только то, что она постоянно чувствует себя усталой и постоянно испытывает боль.
– Исайя? – спрашивает она с легким стоном, пытаясь сесть.
Я подхожу к кровати и включаю тусклую лампочку, стоящую на ночном столике, заваленном баночками и блистерами с лекарствами. Лицо мамы проясняется, когда она видит меня, она тянет исхудавшую дрожащую руку, чтобы коснуться моей щеки.
– Que horas sao? [2] – Потом она пытается взять часы, лежащие все на том же столике, и роняет коробку с носовыми платками. Хотя мама с двадцати лет живет в Штатах, но когда она чувствует себя особенно обессиленной, она переходит на португальский язык.
– Почти четыре часа.
– Дня? – спрашивает она. Я киваю.
– Да, мам, дня.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии