#20 восьмая - Юлия Кова Страница 38

IV .

«…ибо ночь — пора тоски и метаморфоз».

(Рэй Брэдбери «Марсианские хроники»).

«Паспорт. Чаевые горничной. Один звонок Ричардссону с извинениями, что я не смогу присутствовать на конференции, потому что должен срочно вылететь в Москву по семейным обстоятельствам. Короткое письмо Эрлиху с просьбой дать мне отпуск на три дня. Что ещё? Ах да, нужно водителю позвонить...

Клавиша. Вызов. Соединение.

— Алексей Михайлович? — позвал меня Антон, водитель, которого я иногда заказывал в Москве.

— Антон, ты сможешь меня встретить? Я прилечу в «Шереметьево» в одиннадцать вечера.

— Конечно, я вас встречу.

— Спасибо, данке шон.

Прихватив сумку, захлопнул дверь номера и направился к лифтам. Доехал до вестибюля, огромного и холодного, абсолютно лишенного людей, как будто меня изгоняющего. Подошёл к стойке, за которой стояла вчерашняя консьержка. «Скажи тёте здравствуй…» Положил на стол карточку и сказал, что выписываюсь. Не задавая вопросов, мисс «Услужливость» проверила данные из моего номера, включила в счёт оплаты интернет и воду. Я рассчитался. Сел в такси. Потом была дорога по городу, который я ненавидел, пробки, в которых я старалась не думать о ней, и, наконец, «Каструп». Регистрационная зона. Поедание собственных мыслей. Шквал эмоций. Обида. Тоска. Злость. Ненависть. Молитва, чтобы эта игла навсегда ушла из моего сердца. Приступ сарказма, шепнувшего, что нужно пожелать Лене счастья и вечной любви с этим её архитектором. Мои закрытые глаза, а на сетчатке глаз — снова её образ... И те самые не прощаемые слова, которые я услышал.

«Ты предала меня быстрее тех, кто меня ненавидел…»

— Объявляется рейс на Москву.

Проход через всю зону. Последняя сигарета в «загончике», когда ты куришь уже сто пятнадцатый «Dunhill» и все равно чувствуешь всё ту же тупую боль. И, наконец, посадка в бизнес-класс. Стюардесса, привычно закрывающая шторками салон. Очередной взрыв истерики. iPod в уши. Наконец, самолет сел. Пройдя паспортный контроль, я вышел в зал «Шереметьево». Прошёл чуть вперед и неожиданно заметил этого … её архитектора. «Не понял. А он что тут делает?». Я притормозил. Сообразив, что судьба собирается подбросить мне очередную пакость, я смешался с толпой. И тут я увидел её, Ларионову… «Она что, возвращалась в Москву на том же самолёте? Нет. Так не бывает. Так судьба не сводит людей.» Я замер. А она медленно шагнула к Максу.

— Привет, — отведя глаза, сказала она. Полезла в сумку, достала крошечный самолётик. — Прости, наверное, это нужно было дарить не сейчас, но я привезла тебе подарок, а ещё я… я от тебя ухожу.

— Ты сука и дрянь, — архитектор смахнул игрушку с её ладони. «Боинг» упал и рассыпалась на мелкие части.

— Что? — растерялась Лена. — Макс, ты с ума сошел?

— Ах, ты не понимаешь? — Белый от бешенства архитектор выхватил мобильный, нажал на кнопку, и я услышал… наши стоны. Свои и её. Рядом кто-то ахнул. А я вообще прирос к мраморным плиткам пола. Потому что происходящее сейчас было нереальным и отвратительным.

— Ну, скажи, что это запись сделана не в твоем номере, — предложил Макс Ларионовой.

— Кто это прислал? — сглотнула она.

— В сообщении только одно было сказано: «Передайте привет вашей девушке, и напомните, что она мне не соперница». Так что это за ублюдок, который поимел и тебя, и её?

— Не смей так говорить про него! — закричала Ларионова. Закончить фразу она не успела. Расчетливо, жёстко и сильно схватив её за правый локоть, архитектор разогнал руку и обрушил ладонь на её шелковистую щеку. Ларионова осела. Я моргнул. Потом, матерясь и проклиная свою ступор-неповоротливость, рванул к ним. Перехватил пальцы Макса, занесенные для второй оплеухи, вывернул их и корпусом вломил архитектора в колонну. Из него тут же вышибло дух, и стокилограммовый кабан сполз вниз, на пол. Пока эта сволочь с трудом ловила собственное дыхание, я повернулся к Лене. Она стояла, закрываясь руками от всех. Покрутив головой и оценив собирающуюся толпу, я сказал:

— Извините, я поскользнулся. Полы тут у вас очень скользкие.

Кто-то хмыкнул. Архитектор схватился за лёгкие. Воспользовавшись всеобщим ахтунгом, я отвёл Ларионову в сторону.

— Молодой человек, а багаж-то девушкин как? — окликнула меня какая-то сердобольная старушка. Чертыхнувшись, я вернулся и за её чемоданом. Ведя перед собой Ларионову и таща её «Самсонит», поискал глазами Антона.

— Алексей Михайлович, я тут, — подскочил он.

— Чемодан в машину. И подержи Лену.

— Подержать? — «водила» ошеломлённо похлопал ресницами.

— Если она от тебя убежит, я тебя убью, — прояснил я ситуацию и чуть ли не бегом направился к магазину, где продавались газеты, жевательная резинка, сигареты и то, что мне требовалось — вода в бутылках, покрывшихся инеем в холодильнике. Слава богу, очереди не было. Я взял две «Evian» и вернулся к водителю, который, как клещ, вцепился Ларионовой в руку. Перехватив мой взбешенный взгляд (ага, я вообще долго отхожу от приступов ярости), Антон сглотнул и отпустил локоть Лены:

— Это я… что бы она…

— …не ушла, — закончил я фразу. — Молодец. А теперь иди к машине и подгоняй «тачку» к центральному входу. Мы сейчас выйдем.

Водитель моргнул, кивнул и пулей рванул на стоянку.

— Спасибо, — прошептала Ларионова.

— Не за что. Покажи мне скулу.

Лена хлюпнула носом, но приказу подчинилась. И я увидел те самые, сводящие меня с ума, глаза и наливающуюся синяком щёку.

— Мать его так, а? — прошипел я и вручил ей бутылку. — Приложи к щеке. Когда бутылка нагреется, дам другую, холодную.

— Ой, жжёт, — ойкнула Ларионова.

— Так и должно быть. Держи, синяк быстрей сойдет.

— Бывший хулиган? — грустно осведомилась Лена, прижимая к лицу «Evian».

— Нет, вечный отличник, — огрызнулся я. — А теперь пошли к машине.

Она снова послушалась и позволила отвести её к выходу. «Ауди» уже был на месте. Я открыл заднюю дверь:

— Садись.

— К-куда мы поедем?

— На квартиру к твоему кабану. Заберешь свои вещи, потом я поеду в гостиницу, а водитель отвезёт тебя домой.

— Но это Макс у меня живет, — прошептала она.

— Что? — И тут я схватился за голову. Ирония судьбы: Ларионова считала «альфонсом» меня, когда эта стокилограммовая тварь каталась на её шее.

— Знаешь, Лен, — проникновенно начал я, — я всё понять не могу: ну, что я такого сделал, чтобы судьба все время подносила мне тебя, а?