Запрет на студентку - Мария Летова Страница 38

Спины знакомых мне близнецов, нависшие над столами двух секретарей, отрезвляют в ту же секунду, как вхожу в маленькую приемную, где справа, и это я знаю точно, дверь в кабинет декана, а слева…

Втянув в себя воздух, поворачиваю голову, выдавливая:

— Доброе утро…

На двери слева черными буквами по золотому пластику выбито имя и должность, которые в моей голове без разрешения складываются в отчетливый образ. Отчетливый и настырный настолько, что хочется с обидой топнуть ногой. Даже его запах фантомом пробирается в нос, а тело ломит от потребностей, которые проснулись во мне с подачи Александра

Андреевича, чтоб он провалился, Романова. От осознания, что он там, за дверью, мое тело трепещет, как бабочка на ветру. Когда-то я отчаянно искала этой любви, с которой все носятся, и теперь я понимаю, почему носятся. Это мука! Тогда почему, почему я не пытаюсь от нее избавиться?

Да потому что лучше умереть, чем никогда его не встречать!

— Эт Стрельцова, — дергает в мою сторону головой один из близнецов.

Расступившись, они освобождают для меня место у стола, пока я изнываю от вероятной близости Романова за той чертовой дверью, но все розовые облака в моей голове рассеивает листок с пятью фамилиями. Фамилиями преподавателей, которым заместитель декана передает своих несостоявшихся дипломников в свете вступления в новую должность.

Тупо глядя на эти фамилии, пытаюсь понять, чего я вообще ожидала?!

Что он сдаст меня с рук на руки самолично? С девяти до пяти он заместитель декана. Ничего не изменилось. Но моей обиде это без разницы! Для меня этот листок сигнал о том, что… когда я снова приду на его лекцию, своими чувствами я могу подтереться.

Вскинув голову, глотаю застрявший в горле ком, тонко выговорив:

— Можно подумать?

— Да ради Бога, — вращается секретарша на своем стуле, начиная стучать по клавиатуре компьютера и полностью теряя ко всем нам интерес.

Как бы не путалась я в себе самой, четко и бесповоротно понимаю, что хотела писать свой диплом именно с ним. Не потому что мечтала о нем ночами. А потому что он преподаватель от Бога, и представлять на его месте кого-то другого мне сейчас до тошноты не хочется…

Не хочется!

Сняв с плеча сумку, пихаю в нее листок, роняя на пол шубу. Прижав ее к груди вместе с сумкой, бросаю сверлящий взгляд на золотую табличку и разворачиваюсь на пятках, врезаясь носом в плечо парня, который маячил за спиной. С шипением схватившись за нос, ураганом несусь к двери, подальше отсюда и от Романова. Может, мы вообще никогда больше не увидимся, ведь он увидеть меня явно не стремится.

Толкнув дверь, вырываюсь в коридор, с разбега натыкаясь на серьезный живот декана.

— Извините! — пищу, отскакивая от него и врезаясь спиной в твердую грудь его зама.

— Тпррр… — шумный выдох над моим ухом похож на гром среди ясного неба, а сжавшие плечи руки — на стальные пруты.

Роняю сумку, в панике повторяя:

— Извините…

— Что за гонки? — строго требует декан, поправляя свои очки и хмуря густые брови.

— Я… извините… — прячусь от его гневного взгляда, пытаясь не чувствовать сильного тела, к которому прижимаюсь каждым сантиметром своего.

По плечам проносится дрожь, и мне нестерпимо хочется закрыть глаза, особенно когда пальцы Саши напрягаются.

— Вы не на дискотеке, уважаемая, — продолжает давить на меня декан, поправляя пиджак и пыхтя.

— Я же извинилась… — выпаливаю в сердцах.

— Помолчи, — слышу тихий приказ над головой, от которого сомн мурашек стекает по позвоночнику. — Это ко мне, — обращается Романов к декану, выпуская мои плечи и отходя на шаг.

— Черте что… — ворчит тот, дергая на себя дверь и хлопая ею так, что я вздрагиваю.

В тишине опустевшего коридора отчетливо слышу близкое дыхание.

Слышу знакомый аромат мужского парфюма и, кажется, стук своего сердца. Мысли скачут в голове, набегая друг на друга и сталкиваясь.

Опустившись на колени, снова роняю на пол шубу, начиная собирать высыпавшийся из сумки хлам. Помаду, ручки и… паспорт…

Он может думать, что я разучилась говорить, но я не знаю, что ему сказать.

Даже смотреть на него я опасаюсь, потому что не знаю, как сдержать чувство досады от того, что меня только что отчитал декан, и это было недружелюбно и враждебно. И ужасно неприятно…

Воздух шевелится, когда в абсолютной тишине Александр Андреевич опускается на корточки напротив, подбирая лежащую рядом с его ботинком ручку и мохнатый красный колпачок к ней.

Упрямо молчу, выхватывая ее из его пальцев. Его взгляд на своем лице я чувствую кожей. Подцепив мою шубу, укладывает ее на свои колени, перебросив через локоть.

— Как дела?

Вскинув глаза, встречаю тяжелый взгляд исподлобья.

Лучше бы мне этого не делать, потому что я мгновенно забываю, где нахожусь! Слишком близко. Его плечи закрывают собой свет. Обтянутые черным пиджаком, они опущены, из ворота белой рубашки выступает его чертовски скульптурная шея.

— Лучше всех, — мой голос звучит шершаво.

Его глаза кружат по моему лицу, то сталкиваясь, то разминаясь с моими, потому что я тоже кружу по его лицу. Сжимаю пальцы, чтобы они вдруг не оказались на его губах или еще где-нибудь на его теле. Он опять зарос, но успел постричься. Волосы мягкими волнами отброшены со лба. Меня тянет к нему какой-то аномальной магнитной силой, особенно когда его рука вдруг взмывает вверх, а потом резко возвращается обратно на колено, складываясь по дороге в кулак…

Округлив глаза, смотрю на дверь деканата, за которой слышна возня.