Воскрешение королевы - Джаконда Белли Страница 37

— Ешь шоколад, Лусия.

Филипп направлялся во Францию, беременная Хуана осталась под присмотром матери, семнадцатый век со всеми его бедами превратился в главу из учебника истории, а мы с Мануэлем сделали перерыв на обед. Агеда подала нам лазанью в серебряной кастрюле. На десерт были бисквиты и шоколад из красивой позолоченной коробки.

Только теперь я заметила, как похожи тетя и племянник: те же светлые глаза, изогнутые ресницы, изящные маленькие носы, полные губы. Обоих окружала аура подлинного величия, связанная не с происхождением, а, скорее, с глубоким равнодушием к повседневной суете. Правда, Агеду немного портили чересчур массивный браслет и ядовито-розовые тона макияжа.

— Мануэль так на вас похож, — заметила я.

— Мы с сестрой были близнецами.

— Правда? — удивилась я.

— Только моя мать в нашей семье паршивая овца. Она была сумасшедшей… И отнюдь не в том смысле, который имела в виду святая Тереса, когда говорила о природе творчества.

— Но Аврора действительно была творческой личностью. Мы мало походили друг на друга. Я прагматик. А она была фантазеркой с богемными замашками. Твоя мать не была сумасшедшей, Мануэль, просто ей капельку не хватало здравого смысла. Аврора родилась не в свое время и почему-то верила, что отец ее поймет. Но она ошибалась. В этом никто никогда не ставил под сомнение авторитет главы семьи. Мы с мамой ничем не могли ей помочь. Вы даже не представляете, что за человек был мой отец. — Агеда погрузилась в воспоминания, рассеянно помешивая кофе.

— Черт возьми, тетя, в Испании полиция до сих пор охотится за парочками, которые целуются в общественных местах, — возмутился Мануэль, — и это в шестидесятые. Со времен твоей юности мало что изменилось.

— Изменилось, уж поверь мне, — парировала Агеда, возвращаясь к действительности. — Весь мир раскрепощается. Посмотри новости: в Вашингтоне молодые девицы жгут свои лифчики. Молодежь знает, что время на ее стороне. Вы ничего не боитесь, не знаете предрассудков, которые портили жизнь нам.

— Значит, мама Мануэля очень рано вышла замуж? — спросила я.

— Она вообще не выходила замуж, — отозвался Мануэль, ломая булку. — Я родился вне брака. Мой отец был ее учителем, он предпочел удрать подобру-поздорову, чтобы не иметь дела с потенциальным тестем. Так что бабка с дедом смогли расправиться только с моей матерью. Они выгнали ее из дома, отняли у нее все. Даже меня.

— Твой отец к тому времени успел смотать удочки. А ты был таким маленьким, таким беззащитным. Аврора так и не вернулась. И Мануэля вырастила я, — произнесла Агеда, глядя на племянника с материнской улыбкой.

— А потом сдала в интернат…

— Ты же знаешь, Мануэль, мне хотелось, чтобы ты проводил поменьше времени с бабкой и дедом.

— Даже не напоминай мне о них. Они так старались сделать из меня образцового испанца, что чуть не сжили со свету, — сообщил мне Мануэль.

— Ну да, мне не раз приходилось спасать тебя от жестокой трепки, — лукаво заметила Агеда, протягивая племяннику шоколад.

— Да, тетя. Ты мой настоящий ангел-хранитель, — засмеялся Мануэль, принимая лакомство.

— Это все, что я могла сделать для бедняжки Авроры.

— А от чего умерла твоя мама, Мануэль?

Тетя и племянник переглянулись.

— От передозировки транквилизаторов. Она покончила с собой в номере отеля в Портофино, — ответил Мануэль.

— Бедная Аврора так и не оправилась после того, как ее выгнали из дома.

— Очень жаль, — проговорила я.

— Да, милая, порой родители причиняют своим детям страшное зло. А хуже всего то, что они это делают из-за любви, — вздохнула Агеда.

— Знаешь, как долго король с королевой не позволяла Хуане уехать к Филиппу?

— Прекрати, Мануэль, опять ты со своей историей!

— Как долго? — поинтересовалась я. Мне хотелось поговорить о Хуане.

— Целый год. В конце концов принцесса вернулась во Фландрию, но их отношения с Филиппом так и не стали прежними.

— Именно тогда, в Испании, стали появляться первые признаки ее безумия. Ведь я права, Мануэль? Хуана требовала, чтобы ее отпустили во Фландрию. Кричала на мать, била служанок, — сказала Агеда.

— Ничего удивительного, — вмешалась я. — Любая женщина придет в отчаяние, если ее разлучат с детьми.

— Вот видишь, тетя? Все дело в точке зрения. По мнению современной женщины, бунт Хуаны был вполне оправдан.

— Я готова согласиться, что с Хуаной поступили несправедливо, но, ради всего святого, она же была принцессой. Ей следовало держать себя в руках. Со многими женщинами случались трагедии и пострашнее, но они не позволяли себе распускаться. Что было бы, если бы все начали закатывать истерики из-за малейшей несправедливости.

— Возможно, мир стал бы чуточку справедливее, — предположила я, думая о маме.

Агеда принялась убирать со стола. Я хотела помочь, но она решительно отказалась.

— Ладно уж, ступайте в библиотеку.

— Мы выпьем кофе там, — решил Мануэль. — Тебе скоро возвращаться в интернат.

На диване лежало черное платье. Увидев его, я снова почувствовала густой приторный вкус шоколада.

— Ой, нет, Мануэль, не заставляй меня это надевать, — взмолилась я, потрогав ткань (мягкую блестящую шерсть искусной выделки). Платье было глухое, с оборками, украшенными белой строчкой. Широкие рукава сужались на предплечьях.

— Оно удобное. Ты же обещала выполнять все мои условия. Ну же. Будь хорошей девочкой.

Спорить было бесполезно. Я разделась. Мануэль торопливо застегнул мне пуговицы на спине. Меня забавляло его нетерпение и весь ритуал переодевания. Запах шерсти напоминал о монашках. Платье было неновое. От него слегка пахло нафталином.

Переодевшись, я поняла, что Мануэль был прав. Что-то неуловимо изменилось.