Сорока - Валентина Седлова Страница 36

— Ой, тебе же надо, наверное, домой ехать, а то твой милый уже волнуется.

— Милый уже в курсе, что я сегодня ночую у тебя, так что об этом не беспокойся. Как себя чувствуешь?

— Плохо. Голова кружится, и тошнит.

— Давай сейчас поедим, и все пройдет. После крепкого спиртного всегда так.

— Мне на душе плохо. Как после этого жить — не знаю. Мы же с твоим отцом всю жизнь вместе, как в школе за одну парту сели, так и не расставались. А теперь он говорит, что просто меня терпел и что я — дура, которая сама бы, без него, драгоценного, ничего не смогла и не добилась. Представляешь? За что он меня так, что я ему сделала? Жили не хуже других, ну ругались иногда, было дело, так это ерунда. А он вещи собрал, сказал, что дача — его, а квартиру, так и быть, он мне оставляет, повернулся и ушел. Даже толком ничего не объяснил.

— Мама, плюнь ты на него и разотри. Жизнь на нем клином не сошлась. Ты же у меня привлекательная женщина, тебе же никто никогда твой возраст правильно назвать не мог. Да и поклонники у тебя имеются, о чем переживать? Ну ушел, и пускай…

— Ты не понимаешь. Поклонники — это совсем не то, это несерьезно. А вот когда тебя самый твой близкий человек предал, это страшно, это больно.

— Мама, это избитая фраза, но время действительно все лечит. Приди в себя, отдохни, съезди куда-нибудь, отвлекись от всего этого. Если не ради себя, то хотя бы ради меня. Ты меня слышишь? Я не позволю тебе загубить свою жизнь, ты мне нужна, очень нужна.

— Спасибо, Ксюшенька, ты всегда была доброй девочкой. Только не знаю, смогу ли?

— Ты с работы можешь отпроситься?

— Да, могу даже в отпуск уйти, в этом году я его так еще и не отгуляла, думала, осенью отцу помогу урожай убирать…

— Так, прекрати хлюпать носом. Урожай — это теперь его трудности, а тебе надо заняться собой. Путевку куда-нибудь получить можешь?

— Ну, в наш дом отдыха — без проблем. Только что я там делать буду?

— Отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать. Я к тебе в гости приезжать буду, сплетни новые рассказывать, так что скучать тебе не придется. Завтра с этого и начнем. Пока ты на работе будешь дела утрясать, я тебе вещи упакую да и в дорогу что-нибудь куплю. Так, прекрати мотать головой. Или хочешь, чтобы я тебя, как маленькую, за ручку в твой пансионат привела? Нет? Ну и хорошо. Второе. Ты бросаешь курить. Тем количеством никотина, которое ты в себя загнала, можно убить не одну лошадь, а целый табун. Третье. Из спиртного пьешь только вина и только в ограниченном количестве. Надеюсь, пояснять не надо почему? Отлично, а теперь давай поужинаем.

Мать покорно съела тарелку рассольника, попыталась отказаться от картошки, но в итоге осилила и ее. Ксении было очень жаль маму, даже слезы на глаза наворачивались, но она держалась, потому что знала: стоит ей только показать, что ей тоже больно, как матушка снова заплачет и конца-края этому видно не будет. Поэтому она должна быть сильной, она должна помочь своему самому родному человеку. После ужина Сорока отвела маму обратно в спальню, пожелала ей спокойной ночи и выключила свет. Вымыла посуду и без сил рухнула в большой комнате. Как здесь уютно и спокойно! Жаль, что она уже не ощущает, что вернулась домой, эта квартира ей чужая. Хотя где ее дом в таком случае? Тоже неизвестно. С этими мыслями Сорока и уснула.

На следующий день она отправила маму на работу, потом собрала ее чемоданы. В обед, когда ошалевшая от дочерней активности матушка вернулась обратно с путевкой, лежащей в боковом кармане ее сумочки, Ксения накормила ее обедом и проводила на автобус. Мама только растерянно улыбалась, прижимая к себе немногочисленный багаж. Но все же по сравнению со вчерашним днем, как отметила про себя Ксюша, она выглядела куда лучше. Косметика почти полностью скрыла круги под глазами. Жаль только морщинки спрятать не удалось. О чем думал отец, когда так жестоко обошелся с ней? Непонятно. С другой стороны, все к этому и шло. Однажды он уже пытался уйти, по крайней мере пугал своим возможным уходом. Тогда все утряслось, а вот теперь… Ладно, это их дела, она в них не вмешивается. Но обижать маму она больше никому не позволит. Она этого не заслужила.

После маминого отъезда она окончательно навела порядок в родительской квартире, посидела там еще немного и поехала к себе. Надо было заниматься и своими делами, а то в редакции от нее уже ждали два очередных материала, да и в универе надо хоть иногда появляться, чтобы преподы не забыли, что есть еще такая студентка Ксения Снегирева. На расспросы Барса она ответила, что ее родители разводятся, но подробностей рассказывать не стала. Как ни странно, он ее понял. Видимо, вспомнил развод своих родителей. Ксения была ему благодарна за участие. Все-таки она очень, просто смертельно устала и в принципе сама бы не отказалась от помощи. Барс принес ей в комнату чай и даже сделал потише телевизор, пока она разбиралась с компьютером. Вечером они сидели вместе, смотрели какой-то фильм, а после него впервые за долгое время разговаривали друг с другом, как раньше, до свадьбы. Они трепались обо всем на свете и ни о чем конкретном. Сороке было так хорошо, как уже давно не было. Лед, накопившийся в ее душе, потихоньку начал оттаивать.

Через два дня ей позвонил отец. Она выслушала все, что он сказал ей, записала его новый номер телефона, сказала «без проблем» и повесила трубку. Ему помощь не требовалась, он даже как-то виновато сказал, что счастлив так, как никогда в жизни. Что ж, ему хорошо, и слава Богу. Теперь осталось привести в порядок маму. Ничего, в выходные она съездит к ней в пансионат, посмотрит, как у нее дела. Да и тетю надо бы навестить, у нее Сорока уже полгода не была, с весны. Вот послезавтра она туда и отправится. А то со своими заботами она совсем о родных забыла.

Сказано — сделано, и через день Сорока уже сидела в гостях у своей тетушки Ольги, забежав к ней после планерки в «Алесе». С собой она принесла пару кило антоновки — любимое лакомство тетушки. У Сороки от одного только взгляда на зелень яблочной кожуры во рту появлялась оскомина, а Ольга могла их есть не переставая круглые сутки. Она очень обрадовалась приходу племянницы, хотя ежеминутно охала и причитала, почему та не позвонила заранее, чтобы она, Ольга, могла приготовить для любимицы что-нибудь вкусное. На самом деле Ксения специально не стала делать этого, потому что тетушка жила на одну только пенсию по инвалидности (у нее был врожденный порок сердца) и была весьма стеснена в средствах. Ее выручали продуктами Ксюшины родители. Ксюшин отец, ее брат, иногда подбрасывал «на бедность» несколько сотен рублей — вот и все источники Ольгиных доходов. Несмотря на то что всю свою сознательную жизнь Ольга жила под страхом возможного сердечного приступа, она не утратила природного добродушия и оптимизма. Как ей это удавалось — неизвестно. Ксюша очень любила бывать у нее в гостях, а раньше, до того как выйти замуж, частенько зависала у Ольги на два-три дня: помогала по хозяйству, а вечерами пила с хозяйкой ее любимое красное полусладкое вино. Пить Ольге врачи запрещали категорически, но она, подмигнув Ксении, обычно говорила: «Жизнь всегда приводит к смерти — не вижу причин ей сопротивляться», — или просто цитировала что-нибудь из Омара Хайяма.