Интерьер для птицы счастья - Светлана Лубенец Страница 35

На этом месте Сашины размышления прервал заливистый свисток чайника. Она выключила газ, заварила чай, достала из шкафчика нарядные чашки, мельхиоровые ложечки и пакетик с печеньем «Кудесница», которое очень любила и часто покупала. Пересыпав его на тарелочку, она поставила все необходимое на жостовский поднос с крупными красными цветами и понесла в комнату.

Муж Марьяны Тереховой сидел на полу и рассматривал Сашины расписные доски. Она и забыла, что весь ковер был завален ее работами, из которых она хотела отобрать лучшие для новогоднего подарка двоюродным сестрам, которые одни лишь ценили ее творчество.

– А вот и чай, – сказала Саша и вынуждена была поставить поднос на пол, потому что стол был заставлен баночками с гуашью, водой и лаком. Отовсюду топорщили хвосты разнокалиберные кисточки и пестрели яркими пятнами тряпки, о которые она вытирала руки. Саша посмотрела на Влада с таким смущением, будто он уличил ее в извращенных наклонностях, и торопливо сказала: – Сейчас я все уберу… или, может быть, пройдем в кухню? Там ничего такого не валяется. Все чисто.

– Подождите, Саша, – растерянно посмотрел на нее Терехов. – Это… ну то, что валяется, как вы выразились… это все ваше?

– Мое…

– То есть это ваши работы?

– Мои.

– Вы все это сами? – продолжал он удивляться.

– Ну разумеется, сама… – улыбнулась Саша, радуясь его интересу и удивлению. – Какой вы чудак… Кто же ко мне будет приходить, чтобы тут расписывать доски?

– У вас есть художественное образование? – деловито осведомился Терехов.

– Образования нет, но в детстве я несколько лет училась росписи по дереву у одной замечательной женщины, пока она…

– Пока она что?

– Пока она не умерла.

– Извините, я не хотел… – смутился Терехов.

– Да что вы в самом деле! Это было очень давно, – рассмеялась Саша. – Я училась тогда в седьмом классе. Как говорится, все быльем поросло.

– Но работы-то нынешние, правда? Они красками пахнут и лаком. – Он поднес одну из досок к лицу и, как показалось Саше, с удовольствием вдохнул острый запах.

– Работы всякие. И нынешние, и старые…

– Вы где-нибудь их выставляли? – поинтересовался Терехов.

– Да вы что! Кто же их возьмет на выставку? Их даже перекупщики изделий народных промыслов не возьмут.

– Почему? – удивился он.

– Потому что нет такого промысла. Одни только мои фантазии.

– Но ведь это же здорово! – восхитился он, и Саша почувствовала острую благодарность к нему за это.

– Вы находите? – осторожно спросила она.

– Нахожу. Я, конечно, не специалист. У меня тоже нет никакого образования, ни художественного, ни искусствоведческого, но я нутром чувствую красоту.

– Спасибо, – окончательно смутилась Саша. – Мне приятно, что вам понравилось. Но жизни у этих досок нет.

– Почему?

– Они не смотрятся в современных интерьерах. Ни в один не вписываются. Я многим друзьям дарила, но никто никуда так и не повесил. Стесняются моей мазни.

– Не знаю, в каких квартирах живут ваши друзья, но по части интерьеров я большой специалист. И я уверен, что можно разработать такой проект, куда ваши доски войдут органичной деталью, – уверенно сказал Терехов.

– Вы шутите… – прошептала Саша.

– Ничуть.

Влад встал с пола и оглядел комнату, в которой находился. Она ему явно не понравилась, потому что он стремительно прошел в кухню, чуть не опрокинув Сашин чайник на подносе.

– А вот здесь… Идите сюда! – позвал он ее из кухни.

Когда она явилась на его трубный глас, Терехов, счастливо улыбаясь, сказал:

– А вот здесь можно забабахать такой дизайн-проект, где без ваших работ будет… ну… никак! Хотите, сделаем вам ремонт?

Ошеломленная его напором, Саша молчала, осторожно и недоверчиво улыбаясь.

– Ну? Что же вы молчите? – обиженно сказал Влад, неожиданно напомнив ей сына Сережу, когда тот на нее сердился.

– Что же я могу сказать? У меня сейчас нет денег и вообще… я не собиралась… еще и не очень грязно…

– Да при чем тут грязно или не грязно?! – довольно грубо и громко выкрикнул Терехов. – Понимаете, я нашел! Наконец-то я нашел! – И он даже слегка подпрыгнул на месте, слегка ударившись о плафон кухонного фонарика и скособочив его.

– Что вы нашли? – удивилась его прыжкам Саша.

– Художника нашел! – Он поправил плафон и посмотрел ей глаза. – Вас нашел! Вы сможете!

– Что смогу? – изумленная Саша опустилась на табуретку возле стола.

– Слушайте, я предлагаю вам бартер! – возбужденно заговорил Терехов. – Я… то есть мы с ребятами делаем у вас в кухне ремонт, куда в лучшем виде впишутся ваши доски… Это будет совершенно бесплатно, – предотвратил он рвущиеся из Саши возражения. – Вернее, не совсем бесплатно! В качестве платы вы поможете нам оформить один бар. Я там кое-что задумал, и мне как раз нужен художник именно вашего плана…

– Вы уверены? – испугалась Саша. Ей казалось, что в ее кухне разыгрывается что-то водевильное и ненастоящее. Терехов ее с кем-то спутал, а работы ему понравились, потому что он находится в состоянии алкогольного опьянения после ресторана. Сейчас он выпьет чаю, окончательно протрезвеет, и им обоим станет стыдно от того, что он спьяну предложил, а она поверила. Саша осторожно улыбнулась и предложила: – Может быть, мы все-таки лучше выпьем чаю, раз уж все равно собирались?

– Ну конечно, выпьем! – согласился Влад.

Его глаза сверкали, лицо разрумянилось, и он совсем уже не походил на несчастного обманутого мужа, которого надо было срочно спасать от тяжких, испепеляющих душу дум. Саша теперь ясно видела, что Влад Терехов довольно хорош собой. Он не был таким писаным красавцем, как Халаимов, но имел правильные черты лица, чистую смуглую кожу и черные с проседью волосы, падающие на лоб отдельными тонкими прядками. Глаза его, карие и глубоко посаженные, сверкали из темных впадин ослепительными белками. Удивительно белыми и ровными были и его зубы, которые то и дело демонстрировала радостная улыбка.

Терехов с большим аппетитом грыз печенье, прихлебывал чай и рассказывал ей о своей работе, которую так неожиданно приобрел и которая стала смыслом ее жизни. Саша бросила невольный взгляд на часы, которые показывали уже половину первого ночи. Влад замер с набитым ртом, натужно проглотил печенье и испуганно спросил:

– Я обнаглел, да? Уже поздно, а я тут все разглагольствую… Вам пора спать, да?

Его белозубая улыбка вмиг померкла, еще глубже запали глаза и натянулись скулы. Саше было жаль его, но спать ей действительно хотелось. Она еще придумывала какую-нибудь фразу поделикатнее, которой его можно спровадить из дома, как он опять заговорил сам: