Тревоги Тиффани Тротт - Изабель Вульф Страница 35

– Здравствуйте. Вы, наверное, Тиффани. А я Джейк.

Разочарование. Разочарование. Разочарование. Страх. Вот что вас ожидает, когда вы пускаетесь в плавание по Городу Встреч. На расстоянии вид такой привлекательный – сотни неженатых, вполне подходящих парней теснятся у причала. Но когда вы приблизитесь – о боже мой! Как я уже говорила, на бумаге Джейк выглядел вполне презентабельным. Но во плоти он оказался чем-то вроде гитариста «Юрайя Хип». Сердце у меня упало практически под землю.

– Приятно познакомиться с вами, – сказал он. Рука у него была как дохлая рыба. – Забавно, что мы сразу друг друга не узнали, да?

– Да, – сказала я уныло. – Забавно.

Мы стояли у станции метро «Хэмпстед», и он озабоченно поглядывал по сторонам; его нечесаные спиральные кудри развевались на ветру. Как бы мне сбежать? Может, сослаться на неожиданную мигрень? Может, вспомнить какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства? Может, изобразить обморок, хотя не думаю, чтобы мне удалось не расшибить при этом голову. А может, просто убежать?

– Мне ужасно жаль, Джейк, но у меня срочная встреча на телевидении, – сказала я. – Совсем забыла – меня пригласили на вечеринку в Ноэлз-Хауз.

На самом деле я ничего такого не сказала. Я просто спросила:

– Где вы припарковались?

– Припарковался? О, у меня нет машины.

– Понимаю. Но я подумала, что есть, когда вы предложили мне «что-нибудь выпить».

– Да. Я имел в виду, что мы можем прогуляться. Это недалеко.

– Да? Так, значит, вы заказали столик в ресторане? – спросила я, когда мы двинулись по Хит-стрит.

– Нет, нет, – сказал он, – я решил, что мы можем выбрать его по ходу дела.

Мы прошли мимо «Кэлзон пицца-бара», выглядевшего довольно гостеприимно со своими зелеными столиками и тростниковыми стульями – вполне приемлемо. Я уже проголодалась, так как пропустила ланч.

– Терпеть не могу пиццу, – сказал он. – А вы?

– Нет, нет. Я люблю пиццу. Пицца – это просто отлично, – сказала я.

– Ну, давайте еще пройдемся, в конце концов, вечер только начинается, – сказал он весело.

О да, подумала я с ужасом. Вечер только начинался. И пока мы шли, он не переставая говорил о фильмах своим низким, пожалуй, слишком хорошо поставленным голосом. И когда он говорил, крупное адамово яблоко двигалось вверх-вниз на его тощей шее, как поршень насоса. Он был просто ходячей кинематографической энциклопедией – Трюффо… Nouvelle Vague [50]… Эйзенштейн… Фассбиндер… «Три цвета: синий»…

– Мой друг Кит хочет стать режиссером, – сказала я.

– Каким?

– Рекламным.

– О, – произнес он с презрением.

– А какие фильмы делаете вы? – спросила я.

– Ну, у меня сейчас пара вещей в разработке, – сказал он. – Но пока я не нашел продюсера. Понимаете, мой стиль довольно… экспериментальный. Мои кумиры – Кокто и Бунюэль и, конечно, Питер Гринуэй и Дерек Джармэн. – Он повернулся ко мне с выражением озабоченности на лице. – Вам не кажется – то, что в этой стране так мало режиссеров-авангардистов, должно вызывать беспокойство?

Беспокойство? Нет. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что я голодна, что я в Хэмпстеде с этим отвратительно выглядящим типом. Более того, я была в новых туфлях и уже стерла ногу – я даже не смогла бы убежать, если что. Мы остановились у «Ла сорпреса» – приятного маленького итальянского ресторана с мерцающими свечами, комнатными пальмами и розовыми скатертями на столах, но он сказал, что, похоже, там очень много народу.

– Слишком много курящих, – пояснил он. – Я надел контактные линзы, и теперь мои глаза особенно чувствительны. Слава богу, что в наши дни в кинотеатрах не разрешают курить, – сказал он, когда мы пошли дальше. – Вы были на днях в Национальном доме кино?

– Э-э, нет. Но я ходила в «Одеон» на Лестер-сквер, ха, ха!

Казалось, он был потрясен.

– В НДК сейчас проходит просто фантастический показ старых немецких фильмов. Восстановленные «Голубой ангел», «Ящик Пандоры», а также «М» Фрица Лэнга – одного из великих классиков немецкого экспрессионистского кинематографа. Это невероятное кино. И там же показывают знаменитые сенегальские фильмы, в том числе четыре фильма Оусменэ Сембенэ. Интересно, да?

– Э-э, очень, – ответила я, хотя единственное, к чему я проявила бы интерес, – это перспектива что-нибудь съесть. Мы прошли мимо «Виллы Бьянки» – такой приятный ресторан: балкон с кованой решеткой и ниспадающая по белым стенам красная и розовая герань. Мне удалось бросить взгляд на меню в окне: оленина, 12 фунтов, и филе говядины на гриле, 14 фунтов, – прежде чем Джейк прошел мимо, бормоча что-то неодобрительное по поводу цен.

– Я не пойду туда принципиально, – сказал он.

Возможно, его не пустят туда принципиально, подумала я, обозрев его всклокоченный вид. На Хэмпстед-Хай-стрит я узнала кафе «Руж».

– Кафе «Руж», – сказала я. – Там очень уютно. Пойдемте туда.

– Ну ладно, но мне кажется, там нет свободных мест. – Он перешел через дорогу и тут же вернулся. – Я так и думал. Все занято.

– Но я уверена, там сзади есть пара свободных столиков, я видела… – сказала я, но Джейк уже направился к Росслин-Хилл. Чудесный запах «тан-дури танг» исходил от «Тадж-Махала», и я подошла поближе.

– Я не люблю кэрри, – сказал он.

– А я люблю, – сказала я. – Я очень люблю кэрри. И если вам так много всего не нравится, то почему же вы не заказали столик там, где вам нравится, – особенно сегодня, в субботу?

– Я думал, что мы найдем что-нибудь более подходящее ближе к Хит-стрит, – сказал он, не обращая на меня внимания и поворачивая на Понд-стрит. И тогда меня, полуобезумевшую от голода, стало что-то мучить. Я старалась вспомнить название того французского фильма, в котором одна компания, трое мужчин и три женщины, никак не могли поесть. Либо они встречались в неподходящий день, либо приходили в ресторан, но обнаруживали там труп его владельца, либо еще что-то случалось, и, когда в конце концов они уселись за великолепно накрытый стол, ворвались военные. Что же это за фильм? Джейк должен знать.

– Как называется тот французский фильм, где персонажи никак не могут поесть? – спросила я, когда показалась Королевская бесплатная больница.

– О, это «Скромное обаяние буржуазии». Самый знаменитый фильм Бунюэля. Снят в 1972 году. Там играют Стефан Одрэ, Фернандо Рей и Мишель Пикколли. Это великолепная изящная сатира на французский социальный строй. Он получил «Оскара» как лучший иностранный фильм. Замечательный актерский ансамбль. – Вдруг он остановился, и я удивленно уставилась на огромное, ярко намалеванное сомбреро. «Виват, Сапата! Мексиканский бар и ресторан, – возвещала надпись. – Любая еда за пять фунтов с человека!» Джейк вздохнул с явным облегчением.