Влюбленная Пион - Лиза Си Страница 34

Я закрывала уши, но мои руки превратились в клубы пара, и они не могли защитить меня от грубых и резких звуков. Я пыталась свернуть с улицы, но, после того как я стала духом, мне нельзя было заходить за углы.

Я вернулась к родному дому и решила пойти по дру­гой улице. Я попала туда, где продавали веера, шелка, бумажные зонтики, ножницы, резной мыльный камень, молельные четки и чай. Вывески и различные украше­ния загораживали меня от лучей солнца. Я продолжала идти вперед, минуя храмы, дома, в которых изготавли­вали ткань из хлопка, и мастерские чеканщиков. Грохот работающих машин бил меня по ушам, так что из глаз выступали слезы. Улицы Ханчжоу были покрыты бу­лыжниками, и мои лилейные ножки покрылись синя­ками и царапинами, а из шелковых туфелек стала со­читься кровь. Говорят, призраки не чувствуют боли, но это неправда. Зачем тогда собаки в загробном мире раз­рывают их конечности, а демоны целую вечность вновь и вновь пожирают сердце злодея?

Эта длинная прогулка ни к чему не привела, и я опять вернулась в родительский дом. Я выбрала другое направ­ление. Я шла вдоль края внешней стены, пока не очути­лась у прозрачных вод Западного озера. Я увидела Дам­бу, лагуны со сверкающей рябью и зеленые холмы. Я слышала, как перед дождем тихо воркуют голуби и спорят сороки. Я взглянула на остров Уединения и вспомнила, как Жэнь показывал мне свой дом на горе Ушань. Но я не могла представить, как добраться до него от того места, где я стояла. Я села на камень. Юбки моих вечных одежд смялись, но теперь я была в мире духов, и они не намочились и не запачкались. Больше мне не нуж­но было беспокоиться о запачканных туфельках или о своей одежде. Я не оставляла следов или тени. Что я чув­ствовала — свободу или одиночество? И то и другое.

Солнце село за холмы. Небо стало малиновым, а вода в озере приобрела оттенок лаванды. Я дрожала, словно тростник на ветру. На Ханчжоу опустилась ночь. Я в оди­ночестве сидела на берегу. Я лишилась всего и всех, кого знала, и все глубже и глубже погружалась в отчаяние. Жэнь не пришел в мой дом, чтобы принять участие в похоронах, а я не могла добраться до него, потому что не умела преодолевать углы. Кроме того, меня пугали громкие звуки. Как же я найду его?

В домах и мастерских, стоявших у озера, потушили фонари и задули свечи. Люди уснули, но на берегу про­должалась оживленная жизнь. Духи деревьев и бамбука дышали, мерно покачиваясь. Отравленные собаки от­чаянно бежали к озеру, чтобы сделать последний гло­ток воды, прежде чем по их телу пробежит последняя смертельная судорога. Из леса вышли голодные призра­ки — утопленники и те, кто оказал сопротивление мань­чжурам и отказался брить лоб в знак повиновения и в наказание потерял голову. Я видела многих, кто, как и я, недавно умер и бродил по земле, пока все три части души не найдут подобающее им место. У нас никогда больше не будет мирных ночей и прекрасных снов.

Сны! Я вскочила на ноги. Жэнь знал «Пионовую бе­седку» почти так же хорошо, как я сама. Линян и Мэн­мэй впервые встретились во сне. Наверняка после того, как я умерла, Жэнь пытался увидеть меня во сне, но я не знала, где и как встретиться с ним. Но теперь я поняла, куда мне нужно идти. Для этого я должна была повер­нуть направо. Я несколько раз пыталась обогнуть угол усадьбы, и каждый раз мне удавалось пройти чуть даль­ше, пока наконец я не изогнулась всем телом и не пре­одолела его. Я медленно двинулась вдоль воды, ступая па камни. Я не боялась наступить в лужу и отбрасывала ногой траву и другой мусор, который попадался на моем пути. Наконец я добралась до павильона Любования Луной. Как только над горой показался тонкий крае­шек солнца, я увидела У Жэня. Он ждал меня.

— Я приходил сюда в надежде, что увижу тебя, — ска- зал он.

— Жэнь!

Когда он дотронулся до меня, я не сделала шага на­зад. Он долго держал меня в объятиях, не говоря ни сло­на. Затем он спросил:

— Как ты могла умереть и оставить меня? — Каза­лось, его боль можно потрогать рукой. — Мы были так счастливы. Неужели тебе больше нет до меня дела?

— Я не знала, как тебя зовут. Да и откуда мне было знать?

— Сначала я тоже не понял, кто ты такая, — ответил он. — Мне было известно только то, что моей женой станет дочь господина Чэнь и что ее зовут Пион. Мне не хотелось, чтобы мне выбирали жену, но, так же как и ты, я решил смириться с судьбой. Когда я увидел тебя, то решил, что, возможно, ты одна из сестер моей буду­щей жены или гостья. Мое сердце загорелось, и я поду­мал: пусть у меня будут эти три ночи. Именно такой я хотел бы видеть свою будущую семейную жизнь.

— Я чувствовала то же самое. — Меня переполняло чувство сожаления. — Почему только я не сказала тебе свое имя? — добавила я.

— Я тоже не сказал, как меня зовут, — сокрушенно произнес он. — Но как же пион? Тебе его отдали? Я пе­редал его твоему отцу. Цветок должен был рассказать тебе, кто я такой.

— Он отдал его мне, но было слишком поздно, чтобы спасти меня.

Он вздохнул:

— Пион...

— Но я не понимаю, как ты узнал мое имя?

— Я ничего не знал, пока твой отец не объявил о свадь­бе. Я не видел лица и не слышал голоса моей невесты, но когда твой отец сказал, что изменил твое имя, потому что тебя зовут так же, как мою мать, я почувствовал, что он говорит о тебе. Ты не похожа на мою мать, но вы обе очень чувствительны. Я надеялся, что твой отец сделает объяв­ление и покажет на меня, чтобы ты меня увидела.

— Я закрыла глаза. После знакомства с тобой мне было страшно увидеть моего будущего мужа.

Тут я вспомнила, как открыла глаза и увидела Тан Цзе. Ее ротик сложился в напряженное «о!».

Она-то видела, кто станет моим мужем. В первый ве­чер, когда показывали оперу, она любовалась поэтом. Неудивительно, что она так злилась, когда мы направ­лялись в женские покои.

Жэнь погладил меня по щеке. Он сгорал от нетерпе­ния, но мне хотелось понять, что случилось.

— Так, значит, сердце подсказало тебе, кто я такая? — настойчиво спросила я.

Он улыбнулся. Я подумала, что, если бы мы пожени­лись, он бы, наверное, всегда отвечал мне улыбкой в тех случаях, когда мне не удавалось обуздать собственное упрямство.

— Все очень просто, — сказал он. — Закончив речь, твой отец позволил женщинам уйти. Когда мужчины поднялись со своих мест, я быстро отошел от них и по­спешил в сад, чтобы увидеть процессию. Ты шла впере­ди. Женщины вели себя так, словно ты уже была невес­той. — Он наклонился и прошептал мне на ухо: — Я по­думал, что нам очень повезло, ведь в первую брачную ночь мы не будем незнакомцами. Я был счастлив. Мне нравилось твое лицо, твои «золотые лилии», твое уме­ние держать себя. — Он снова выпрямился и продол­жил: — После того вечера я все время мечтал о нашей будущей жизни. Наши дни были бы посвящены лите­ратуре и любви. Я прислал тебе копию «Пионовой бе­седки». Ты получила ее?

Как я могла сказать ему, что эта книга стала для меня наваждением и обрекла на смерть?

Так много ошибок. Так много неверных шагов. Из-за них произошла трагедия. В этот момент я поняла, что «если бы» — это самые жестокие слова на свете... Если бы я не ушла с представления в первый вечер, я бы спо­койно вышла замуж и впервые увидела Жэня в брачную ночь. Если бы я не закрыла глаза, когда мой отец пока­зывал на него... Если бы мой отец отдал мне пион на следующее утро или хотя бы за неделю до моей смер­ти... Почему судьба так беспощадна?