Жена моего мужа - Адель Паркс Страница 34

Среда, 4 октября 2006 года

Я выбрал для встречи среду, поскольку это наиболее свободный день. Четверги и пятницы обычно отведены для свиданий, по понедельникам и вторникам ты часто задерживаешься на работе или встречаешься с кем-то, кто тебя не слишком волнует. Среда — нейтральный день.

Я прихожу на свидание заблаговременно. Готов держать пари, что она опоздает, если же придет раньше меня, то тотчас развернется и уйдет, но я не сомневаюсь, что она появится. Однажды в самом начале она убежала от меня, но потом всегда бежала навстречу.

Вижу, как она заходит в паб. На ней снова кожаное пальто, но на этот раз она на каблуках. Хорошая девочка. Она сильно накрашена и выглядит потрясающе. Вздернув подбородок, она осматривает помещение, увидев меня, хмурится, но решительно направляется ко мне.

— Тебе не кажется, что наша случайная встреча у ворот школы напоминает сцену из фильма? — спрашиваю я. — Как в одном из этих потрясающих старых черно-белых фильмов, в которых жизненные пути главных героев пересекаются снова и снова, будто это им суждено, предопределено судьбой или что-то в этом роде. — Она смотрит на меня скептически или, по крайней мере, настороженно. А я с воодушевлением продолжаю развивать эту тему: — Это судьба, Грини, что Крейг директор в той школе, где учится твой ребенок.

— Да, или ужасное стечение обстоятельств, или страшное неудобство. Думаю, это зависит от того, с какой точки зрения посмотреть. Как кто-то сказал: «Прошлое — другая страна, там поступают не так».

Конни заказывает апельсиновый сок и спрашивает, чего я хочу. Я заказываю пинту пива и рюмку виски, но настаиваю на том, чтобы заплатить. Хотя я предпочел бы, чтобы она тоже заказала какой-нибудь алкогольный напиток. Я рассчитывал на то, что ей захочется выпить. Ее новая уверенность в себе смущает меня. Боже, надеюсь, она не стала трезвенницей. Я, конечно, люблю принимать вызов, но это было неприятно и несколько обескураживает меня.

— Грини, я должен сказать, и пойми меня правильно, ты выглядишь настоящей секс-бомбой. — Я немного придвигаюсь к ней так, что мое колено касается ее ноги, и чувствую толчок сексуального возбуждения, меня это радует, так как я считаю, что такого рода вещи происходят взаимно.

Конни, похоже, испытывает неловкость, она встает со своего табурета и отодвигает его на несколько сантиметров от моего. Я понимаю ее намек. Даже Стиви Уандер [17]понял бы его.

— Я не Грини, а Констанс Бейкер, — натянуто произносит она. — Ты же знаешь, меня так звали уже тогда, когда мы только познакомились.

— Для меня ты всегда была Грини и навсегда останешься. — Хотя это неправда, я часто мысленно называл ее Конни или даже Констанс, но редко обращался к ней так. Произносить ее имя вслух кажется мне слишком интимным — странно, если принять во внимание наши прошлые взаимоотношения.

— А не мог ли бы ты называть меня Конни? Так все меня зовут.

— Но я-то не все, детка.

Она холодно смотрит на меня, а я вглядываюсь в ее лицо, пытаясь различить, что отражается на нем: неприязнь, гнев или разочарование? Могло отражаться любое из этих чувств.

— Ты прав, ты — никто, — заявляет она.

— Нет, дорогая, я для тебя некто, и мы оба знаем это, — невозмутимо усмехаюсь я.

Она возмущенно огрызается:

— Сама не знаю, зачем я здесь.

— Нет, знаешь, — подмигиваю я ей.

— Нет, не знаю, — решительно возражает она.

— Где же еще тебе быть?

Мой вопрос предоставляет Конни возможность выбора: она может интерпретировать его на чисто бытовом уровне — как искренний интерес к ее ежедневному расписанию — и таким образом сломить возникшее между нами напряжение. Или же она может интерпретировать мой вопрос в метафорическом смысле — где же еще быть Грини, как не рядом со своим Харди? Если она склонна пофлиртовать, то выберет второй вариант.

— Существует миллион вещей, которые я могла бы сейчас делать: выписывать счета, смотреть по телевизору «Билла», гладить.

Ладно, если она выбрала такой путь, я не стану нажимать на нее, но все же я прерываю ее, прежде чем она успевает включить в список необходимых дел штопку носков.

— Ах да, ты же теперь мать. Как ты со всем этим справляешься? Кто у тебя? Девочка и мальчик? Полный комплект?

— Две девочки. Ты же видел их, помнишь?

Я прекрасно помню, но делаю вид, будто мне абсолютно неинтересно.

— Может, заведем и третьего, — добавляет она.

Женщины порой говорят нечто подобное, когда хотят сказать: «Мы счастливы. У нас с мужем нормальная сексуальная жизнь. Отойди прочь». Но это не всегда правда.

— Черт побери, Грини. В чем дело? Вы что, собираетесь заселить Западный Лондон?

Наверное, могла бы, материнство ей идет.

Лицо Конни стало тоньше, чем было. Возраст порой так влияет на женщин. Кожа у нее почти прозрачная, она выглядит хрупкой, утонченной. Годы не лишили ее свежести и так далее, и так далее. Настоящая Клеопатра, с годами становится все более ослепительной. Она была дерзкой и кокетливой, и это привлекало. Теперь она стала глубже, более совершенной, и это отражается на ее лице. Теперь она кажется мне просто неотразимой, я мог бы смотреть на нее часами.

— Позволь мне заказать тебе выпить что-нибудь более подходящее, Конни. Бутылку шампанского. В память прежних времен.

Она смотрит на свой апельсиновый сок с выражением, напоминающим безысходность и скуку, — выражение, которое и прежде часто пробегало по лицу Конни.

— Давай. Выпью бокал, но не в память прежних времен, а чтобы отпраздновать тот факт, что ты наконец-то назвал меня Конни.

Я игнорирую ее просьбу заказать бокал и требую бутылку. Она была известна под именем Грин — королева шампанского. Никогда не могла отказаться от шампанского. По правде говоря, Конни вообще не может устоять против соблазнов.

Стоило ей только сделать глоток шампанского, как она вырвалась из узды, словно лошадь из западни, и пустилась галопом. Мне с трудом удается не отставать от нее. Она принимается болтать по поводу материнства, как будто приняла мой небрежный вопрос за искренний интерес. Она рассказывает мне о своей работе фотографа, рассказывает о двух своих подругах, которых я когда-то случайно встречал. Время от времени она упоминает своего мужа, и его имя звучит совершенно естественно, словно она не помнит, что мы ему когда-то наставляли рога. Она ни о чем меня не спрашивает. Неужели ей совершенно неинтересно?