Запретная страсть - Дженни Браун Страница 33

— Пойдем, — сказал Эдвард. — Надо найти укромное местечко, где нам никто бы не помешал поговорить наедине. Прежде чем расстаться с тобой, мне надо кое-что сказать.

Хартвуд улыбнулся он надеялся, что его обворожительная улыбка, как всегда, выручит его. Не говоря больше ни слова, он направился к выходу с таким видом, будто ему наплевать, последует она за ним или нет, хотя внутри все замерло от неуверенности. Но когда за спиной послышались ее легкие шаги, у него сразу отлегло от сердца. Все-таки он не утратил своего чарующего влияния на женщин. Элиза поступала именно так, как он и ожидал. Еще ни одна женщина не смогла устоять против его пленительной улыбки. Они зашли в библиотеку, и Хартвуд с довольным видом закрыл плотно дверь. Теперь никто не мог ему помешать.

Хотя его по-прежнему снедало беспокойство, держался он уверенно, как ни в чем не бывало. Подойдя к столу, он взял лежавшую на нем раскрытую книгу. Зная литературные вкусы матери, он почти не сомневался, что это сборник проповедей. Так оно и оказалось. С небрежным видом он принялся листать книгу, лихорадочно обдумывая свой следующий шаг.

Наконец Хартвуд положил книгу на стол и опять одарил Элизу обаятельной улыбкой, как две капли похожей на предыдущую, и вкрадчиво произнес:

— Ты блестяще справилась с ролью. Но вчера я вел себя слишком напористо и нагло. Я был не прав, и то, что ты обиделась, меня нисколько не удивляет. Даже настоящая любовница отвесила бы мне пощечину, вздумай я вот так приставать к ней. Что уж говорить о тебе? Поэтому мне следует попросить за вчерашнее прощения, хотя я его и не заслужил.

Он состроил покорно-печальную гримасу, как только увидел, что самые разнообразные переживания — от недоумения до сожаления, — быстро сменяя друг друга, отразились на лице Элизы. Пока все шло как по маслу. Женщинам всегда нравится, когда перед ними извиняются.

Для того чтобы выиграть время, он принялся задумчиво вертеть табакерку между пальцами.

— Вчера ты упрекнула меня в несерьезности, что я все превращаю в игру и шутку.

— Боюсь, вчера я была слишком строга.

— Нет-нет, во многом ты была совершенно права. Просто я не привык, когда со мной разговаривают так откровенно.

— В этом нет ничего удивительного. Вздумай кто-нибудь говорить с вами начистоту, вы, как сами вчера признались, тут же вызвали бы беднягу на дуэль. Людям вообще не нравится слушать правду, тем более о себе.

— Сдаюсь, Элиза! — Хартвуд шутливо поднял руки вверх. — Давно никто не говорил со мной так смело и откровенно. Моя дерзость и ловкость заставляли людей бояться меня, поэтому они говорили только то, что, как им казалось, мне хотелось слышать. Именно поэтому мне по душе твоя откровенность.

Он польстил ей немного, а услышав похвалу, как знал Хартвуд, она непременно возгордится собственной откровенностью. Как быть ему дальше?

В его памяти быстро замелькали одна за другой сцены его объяснений с другими женщинами. Хартвуд попытался вспомнить, что именно вызывало у них наибольший интерес и сочувствие. Ага, непонятное ему женское стремление исправить его. Странно, женщины почему-то всегда хотели переделать его на свой лад. Несмотря на то что Элиза сильно отличалась от его прежних любовниц, ей тоже была не чужда подобная склонность. Пожалуй, это желание у нее проявлялось даже сильнее, чем у других женщин.

— Ты говоришь, роль любовницы тебе надоела. Не прошло и трех дней, как ты устала от нее, — сказал он грустно, как будто очень хорошо понимал, что творится в ее душе. — Представь, что ты чувствовала бы, если бы тебе пришлось играть эту роль гораздо дольше. А теперь войди в мое положение, я играю роль лорда Лайтнинга без перерыва целых пятнадцать лет. Более того, по-видимому, мне суждено носить эту маску до конца моих дней.

Элиза молчала, но по всему было видно, что его слова не оставили ее равнодушной. Уловка сработала: как рыба ловится на червя, так и сердце женщины улавливается призывом мужчины о помощи, когда он якобы хочет исправиться.

— Только тебе удалось разглядеть под внешней оболочкой мое подлинное «я». Надеюсь, что с твоей помощью мне удастся освободиться от всего наносного и фальшивого.

Она по-прежнему молчала. Но ее ясные зеленые глаза пристально смотрели прямо ему в лицо.

— Ты считаешь, что мне нужна настоящая любовница. Но я готов пожертвовать дюжиной любовниц ради того, что ты даришь мне. Неужели не понимаешь? Ты предложила мне нечто более редкое и ценное, нечто такое, что раньше мне не предлагала ни одна женщина.

— И что же это такое, позвольте спросить, ваша милость?

— «Ваша милость», «ваша милость»! — внезапно разозлился Хартвуд. — Мы уже достаточно долго знакомы, поэтому прошу тебя, зови меня Эдвард. Мне будет приятно, если впредь ты будешь звать меня так, и только так.

— Эдвард, — четко и раздельно произнесла Элиза, словно прислушиваясь к тому, как звучит его имя. Хартвуд тут же ощутил, как возросла близость и доверительность отношений между ними благодаря обращению по имени. Все оказалось легче, чем он предполагал. Наступила очередь следующего шага к их сближению.

— Ты предложила мне свою дружбу. Однако твоя дружба — штука тяжелая и требующая напряжения духовных сил. Как-то непривычно, когда близкий тебе человек режет правду прямо в глаза. Странно, когда друг ругает тебя за твои проступки и ошибки, а также указывает на недостатки. Несмотря на все это, подобная дружба — вещь бесценная. — Тут Хартвуд возвысил свой голос, чтобы его слова произвели надлежащий эффект. — Элиза, пожалуйста, не уходи от меня. По крайней мере сейчас. Ведь я только начал понимать, что такое настоящая дружба.

Хартвуд перестал метаться взад и вперед, подошел к ней и очень осторожно взял за руку. Как странно, после стольких вольностей в обращении с ней он первый раз держал ее руку в своей руке.

В комнате повисла тишина. Ее теплая маленькая ладошка с крепкими пальцами казалась ему удивительно нежной. Держать ее руку в своей было невыразимо приятно, но по легкому трепету, пробежавшему по ее пальцам, Хартвуд догадывался, что его жест не оставил ее равнодушной. Она очень мило покраснела — неужели от смущения? Теперь он не сомневался что она изменит свое намерение. Надо было продолжать говорить, чтобы она не одумалась.

— Вчера ты уже показала, что ты мой настоящий друг, указав, как я был неоправданно груб с миссис Этуотер, и тем самым оказала мне неоценимую услугу. Все привыкли считать меня лордом Лайтнингом, бесцеремонным и самодовольным эгоистом, но ты заглянула глубже… и пробудила во мне то, что я пытался скрыть от всех и даже от самого себя.

Для пущего эффекта Хартвуд сделал паузу. Ну, какая женщина могла устоять против двойной порции умасливания: извинения в сочетании с признанием ее превосходства! Теперь оставалось лишь покрепче привязать ее к себе, а для этого следовало поделиться какой-нибудь тайной. Женщины обожают, когда им доверяют тайны. Благодаря оказанному доверию они чувствуют себя особыми духовными существами. К счастью, у него как раз была наготове такая тайна, которой он мог смело поделиться. Голос Хартвуда упал до шепота.