Талисман любви - Луанн Райс Страница 33

Снова забравшись в джип, они повернули на север. Ехали они долго, и Кайли увидела первые указатели на Канаду уже с появлением первых звезд на небе. Небо было темно-синим, таким же мягким, как накидка из темного кашемира. Оно укутывало невысокие холмы, закрывало поля, фермы и лес. Приближаясь к таможенному посту, Мартин замедлил скорость. Он достал свое удостоверение личности и попросил Мэй передать ему их с Кайли паспорта.

– Мартин Картье! – воскликнул таможенник, изучая автомобиль.

Его лицо загорелось, как у мальчишки, а на его возглас поспешили коллеги. Они просовывали какие-то бумаги в окно машины, прося Мартина поставить свой автограф для их сыновей, братьев, сестер, племянников. Мартин проделывал это с совершенным спокойствием. Все вокруг говорили по-французски, и он отвечал им тоже по-французски.

Мэй почувствовала гордость за Мартина. Он раздавал эти знаки своей популярности просто и спокойно, со сдержанной уверенностью в себе и с огромной доброжелательностью. Это было ее первое столкновение с известностью Мартина с того вечера в «Олли-Фиш-хауз». Она заметила, что мужчины заглядывают внутрь автомобиля, пытаясь разглядеть и ее, и она приветствовала их своей самой широкой и очаровательной улыбкой.

– Зачем им это? – спросила Кайли из своего детского кресла, когда они снова тронулись.

– Хоккей очень популярен в Канаде, – объяснил Мартин. – Некоторые из тех парней следят за моей игрой всю мою жизнь.

– Почему ты им что-то писал?

– Это называется «давать автографы», – объяснила ей Мэй, повернувшись.

Она заметила, что Кайли почти засыпает, сжимая свою новую куклу.

– Они просили об этом Мартина, потому что они очень любят его.

– Микки и Эдди не верят, что Мартин мой друг, – пожаловалась Кайли. – Уж слишком он знаменит.

– Но я-то твой друг. – Мартин наблюдал за Кайли в зеркало заднего вида. – Отсылай этих мальчишек ко мне. И я покажу тебе прием, как их припечатать к бортику.

– Правда покажешь? – спросила Кайли, в глазах ее замелькали радостные чертики.

– Абсольман (всенепременно), – пообещал Мартин.

Он воспользовался родным языком, он ехал в сторону дома своего детства, и от Мэй не скрылось, что на лице его появляется умиротворенное, почти блаженное выражение. Он взял ее за руку, и Мэй почувствовала, как умиротворение разливается по всему ее телу. Мартин ехал домой, и он вез с собой ее и Кайли.

Они прибыли на место уже к середине ночи, и Мэй получила массу впечатлений от езды по ухабистой дороге, от соснового духа и Млечного пути, пролегавшего над вершина ми гор.

Мартин отнес Кайли в комнату для гостей, где они с Мэй будут спать до свадьбы. И он и Мэй страстно желали друг друга, но Мэй тронула, хотя и немного удивила его старомодная решимость ночевать порознь до того, как они поженятся. Она определенно попыталась бы отказаться от этого, если бы не была утомлена длинной дорогой.

Кайли проснулась с первыми же лучами, на рассвете.

– Боже мой, – крикнула она уже снизу.

Мэй слезла с кровати, пытаясь сориентироваться. Они спали в одной из двух маленьких спален на втором этаже простого сельского дома. Отодвинув занавески, Мэй увидела только дремучий лес. Но когда она натянула на себя одежду и сошла вниз, перед ней были панорамные окна, открывающиеся на красивейший вид.

Кайли стояла на маленьком переднем крыльце подле Мартина. Вместе они не спускали глаз с вытянутого в длину озера в расщелине между горами. Восходящее солнце окрашивало каждый выступ скалы в золото, а само озеро было темно-темно-синим. Лебеди скользили по его поверхности. Там, где двадцать оленей с белыми хвостами собрались на водопой, сосны росли вплоть до самого края воды. Два старых-престарых сарая приютились под сенью шестидесятифутового утеса.

– Добрый день, – сказал Мартин и обнял Мэй.

– Как красиво! – Мэй была потрясена.

– Это – мое озеро. Тут я учился кататься на коньках.

– Когда тебе было столько, сколько мне? – уточнила Кайли.

– Нет, я был помладше тогда. В тот год я только научился ходить.

– И я хочу научиться кататься на коньках, – заявила Кайли.

– Научишься, – пообещал Мартин.

– Олени – и так близко! – удивилась Мэй. – И ни каких других домов вокруг!

– Да, здесь безлюдно и тихо, – согласился Мартин.

– Вы должны пожениться вон там. – Кайли показала на старый деревянный бельведер, почти скрытый от глаз соснами, простой и изящный. – Или вон там. – Она пока зала на небольшую пристань, у которой болталась на воде привязанная веревкой небольшая гребная лодка. – Или в самом доме, – крикнула она, уже отбегая обратно в дом.

– Или здесь, на веранде. – Мартин нежно поцеловал Мэй в губы.

– Или где-нибудь еще, – сказала Мэй, ласково дотрагиваясь до его лица.

– Тебе здесь нравится? – спросил Мартин.

– Очень.

Мэй никогда не была так спокойна и красива, как здесь, восторг Кайли сделал ее настолько счастливой, что она едва могла говорить.

– Это – мой дом. Это всегда был мой дом.

– Ты жил здесь с первой своей женой? – Слова выскочили раньше, чем она осознала, как это получилось.

– Нет, – удивился Мартин. – Тогда я играл за «Блэк-хокс» и мы жили в Чикаго.

– Но… – начала было Мэй.

У нее накопилось миллион вопросов о прошлом Мартина. Но когда речь шла о вторых браках, ее мать всегда рекомендовала невестам оставлять прошлое в прошлом, не задавать вопросов, на которые им не нужно было знать ответов, никогда не звать старую любовь в новую семью.

– Не надо, Мэй. Давай не будем ни о ком другом говорить сегодня. Только о нас.

– Ты абсолютно прав.

Она видела, как боль глубокой бороздой пролегла между бровями Мартина, и виновато подумала о Натали, его дочери, которой, должно быть, нравилось бывать здесь. Так же, как Кайли, или даже больше.

Они вернулись в дом и приготовили кофе на старой чугунной печи. Мэй осмотрелась вокруг. Большой каменный очаг, деревянные стены, ошеломляющие черно-белые фотографии, сделанные его матерью. Он рассказал ей, как отец его отца построил этот дом, поднимал здесь свою семью и взял к себе жить Мартина и его мать, после того как Серж оставил их и уехал играть за «Мэйпл-Ливз».

Хоккейные памятные вещи были повсюду: первая клюшка Мартина, его маска для лица, шайбы, подписанные его кумирами, фотографии, запечатлевшие его в игре и во время награждения, начиная с трехлетнего возраста. На диванной спинке в ряд выстроились маленькие подушки, вышитые матерью Мартина гарусом по канве и крестиком с изображением хоккейной клюшки, озера, маленького кролика и бельведера. Мэй блуждала по дому, как по музею, где выставлены вещи, которые могли рас сказать ей, о человеке, которого она полюбила.