Иезуит - Алекс Кейн Страница 33

Студенты ликовали, каждый всерьез считал, что в спасении Галилея есть и его заслуга. И лишь Стефанио понимал, что синьор Беллармино поступил так, как посчитал нужным.

В канун Великого поста в Риме проходил традиционный карнавал. Лукреция выбрала маску Коломбины, закрывающую верхнюю часть лица, и простой наряд служанки-трактирщицы, а Стефанио — бауту, дополнив ее длинным черным домино и треугольной шляпой, называемой здесь tricorno.

Итальянцы воспринимали карнавал не только как праздник встречи весны: это действо давало возможность выйти за пределы сословных границ и позволить себе поведение, в обычной жизни непозволительное. Здесь все были равны, и герцоги, и свинопасы. Переодеваясь в маскарадный костюм, люди, опьяненные вином, танцами и безудержным весельем, отказывались от моральных запретов и религиозных норм. На карнавале можно было все.

За неделю до Пепельной среды воздух Рима огласился музыкой и смехом. Толпы народа, толкаясь и пританцовывая, двинулись процессией по главным улицам. Горожане в разноцветных костюмах и масках Труффальдино, Коломбины, Арлекина, Пульчинеллы с трещотками и бубнами шли бесконечным потоком. Отовсюду доносились трели рожков, гудение труб, бой барабанов. На каждом углу устраивались игры и пляски, где-то демонстрировались фокусы, а где-то показывал короткие интермедии передвижной кукольный театр.

Лукреция и Стефанио, взявшись за руки, шли в плотной толпе, пока девушка не выбилась из сил. Дойдя до столиков, выставленных у ближайшей таверны, она устало села за один из них.

— Стеффо, давай передохнем.

Тут же с хохотом подскочили какие-то люди в масках, налили вина и не отставали, пока оба они не выпили по солидной кружке. Разморенная Лукреция положила головку на грудь возлюбленного, он обнял ее и прошептал:

— Отдохни, скоро начнутся танцы.

Вечерело. Шествие закончилось, и толпы людей разбрелись по улицам. Повсюду зажигались свечи и факелы, музыка становилась все громче. И вот наконец перед таверной пустилась в пляс первая пара, стуча ботами по мощеной улице, за ней — еще и еще. Зрители аплодировали, кричали, пили, горланили песни. Все это происходило одновременно, стоял жуткий гвалт, который, тем не менее, не мешал танцующим.

Глаза у Лукреции разгорелись, она дернула возлюбленного за руку:

— Пойдем.

Стефанио вскочил, и они, найдя свободное местечко, закружились вместе со всеми в безумной пляске, приседая, вертясь и выписывая немыслимые пируэты. Время от времени к ним подскакивали маски, подносили вина, обнимали то Лукрецию, то Стефанио, но влюбленные и не думали их прогонять: это был карнавал, а на карнавале можно все.

Стефанио поднял девушку перед собой, и ее вздымающаяся грудь оказалась прямо напротив его лица. Почувствовав, что уже не может сдерживать непреодолимого желания, он осторожно поставил ее на мостовую, и, приподняв маску, впился губами в губы возлюбленной. Вокруг бушевало безумие карнавала, все прыгали, плясали, кричали, а они стояли неподвижно, слившись в блаженном поцелуе.

— Лукреция… — хрипло прошептал Стефанио.

— Да!

Через пять минут они уже были на Соляной дороге. Едва войдя в комнату, Стефанио, словно, коршун, набросился на девушку, а она вздрагивала и постанывала от каждого прикосновения его губ.

Всю ночь под грохот фейерверков, под веселые крики и смех занимались они любовью. Лишь под утро, уставшие и бесконечно счастливые, заснули, крепко прижавшись друг к другу.

В жизни Стефанио наступило прекрасное время. Каждую свободную минуту он стремился провести с возлюбленной, к которой привязывался все сильнее.

Они стали меньше гулять, и почти все время проводили в своих комнатах на Соляной дороге. У них даже образовалось что-то похожее на семью.

Стефанио наслаждался настоящим и старался не думать о будущем. Он знал, что, будучи священником, не сможет предложить Лукреции брак. Но она все чаще намекала на это.

— Надо бы нам подумать о будущем.

— О чем ты, дорогая? — Стефанио упорно делал вид, что не понимает ее намеков.

— Ну, не можем же мы вечно встречаться в этих комнатах.

— О, у нас еще столько впереди.

На самом деле Стефанио просто не знал, что отвечать.

Наконец Лукреция поняла, что он не собирается жениться. Выход один — перестать с ним встречаться. Увы, эта гордая, независимая девушка была без памяти влюблена. Всякий раз, отправляясь на свидание, она клялась себе, что это в последний раз, и все же встречалась со Стефанио снова и снова. Если его не было рядом, она не могла ни о чем думать, не могла даже дышать свободно, чувствовала себя больной и разбитой. Это была не просто страсть, это была одержимость. Та самая, которая в конце концов делает человека несчастным.

* * *

После занятий Стефанио сидел в своей комнате и ждал Роберто. Вдруг дверь распахнулась, и без стука вбежал Маркантонио Франкотти.

— Филин умирает! — сходу выпалил он.

— Что?!

— Пошли скорее, он в нашем госпитале!

Стефанио отбросил книги и кинулся вслед за Маркантонио.

— Его нашли во дворе, — на ходу объяснял тот. — Никаких ранений, но без чувств. Больше ничего не знаю.

За несколько минут они добежали до госпиталя, который располагался в западном крыле университета. У комнаты, где лежал Бантини, столпились студенты.

— Говорят, скоро кончится.

— Да нет, агония еще не началась.

— Что же с ним случилось?

— Вроде конвульсии…

— Бедняга Филин!

Стефанио рванул дверь на себя. На одной из коек лежал бледный, с яркими пятнами на щеках, Роберто; вокруг столпилось несколько преподавателей. Доктор, сидя на кровати больного, осматривал его. Стефанио встал рядом и внимательно следил за его действиями.

Наконец тот встал и развел руками:

— Не понимаю. Лихорадка, затрудненное дыхание, учащенный пульс, конвульсии. Причина неясна.

Роберто вскрикнул, его голова дернулась в сторону. И Стефанио, приглядевшись, вдруг увидел возле уха красное пятнышко, вокруг которого алела яркая окружность. Перед его мысленным взором встала картинка из арабской книги «Канон врачебной науки», которую он когда-то изучал в Алжире.

«Ну, конечно! И симптомы сходятся. Но нужно торопиться, если эту гадость не удалить, Роберто долго не проживет».

Стефанио решительно отодвинул доктора и склонился над другом, внимательно разглядывая красное пятно. Но того, что ожидал, не увидел. Выпрямившись, он приказал:

— Принесите оптическое стекло. Быстрее!

Иезуиты переглянулись. Видимо, что-то в лице Стефанио сказало им, что в данной ситуации он командует неспроста. Один из педагогов молча вышел и через пару минут вернулся с увеличительным стеклом.