Миллион в шкатулке - Ли Майклс Страница 32

— У меня нет никакой брони, — пожала плечами Ханна.

— Хорошо. Тогда помолчи и послушай меня, так как я хочу тебе кое-что сказать. — Держа собаку в одной руке, он подхватил другой рукой Ханну под руку и повел к лифту.

В пентхаусе он поставил Брута на пол, к крайнему недовольству последнего, и повел Ханну в библиотеку.

— Может, поговорим в другом месте? — предложила она.

— Неприятные воспоминания об этой комнате — не более чем плод твоего воображения.

— Неужели? Мне, наверное, надо было просто выйти и предоставить тебе свободу совать нос не в свои дела.

— Я не совал нос, я исследовал.

— Конечно. Согласно твоей логике, Брут никогда не рычал на тебя, он лишь нашептывал тебе на ухо милые пустячки.

Услышав свое имя, Брут, разлегшийся на коврике перед камином, поднял нос и с надеждой взглянул сначала на Ханну, потом на Купера.

Купер обошел письменный стол и, выдвинув верхний ящик, достал из него конверт, который бросил на крышку стола.

Ханна язвительно заметила:

— Ты тоже получил письмо от Айсобел?

— Я? Нет. Но, значит, тебе она оставила письмо? Я так и думал.

— Оставила, но я без его помощи раскрыла секрет тайника. — Конверт был не заклеен. Она открыла его и вынула какой-то официальный документ. — Что это?

— Это твой миллион. Кен все проверил и превратил боны в деньги, которые и положил на счет семейного владения. Как только все формальности будут закончены, деньги тебе возвратят.

— Эти деньги не мои и никогда моими не были.

— Их оставила тебе Айсобел.

— Она получила их от Ирвинга.

— Это к делу не относится.

— Именно что относится. Именно поэтому тебе так хотелось заполучить шкатулку, чтобы хотя бы частично вернуть деньги, растраченные твоим дедом.

— Нет.

Она ждала объяснений, но молчание затягивалось, и она спросила:

— Что «нет»?

— Не из-за этого я хотел вернуть шкатулку.

— Только не надо убаюкивать меня сентиментальными сказками. Ты веришь не в эту семейную легенду, а в содержимое тайника. О, я уверена, что ты с любовью преподнес бы матери шкатулку, но прежде удостоверился бы, что внутри не осталось ничего ценного. Признайся. Ты ведь испугался, что я выброшу целое состояние, прежде чем ты наложишь на него свои лапы.

— Ты почти права. Я боялся, что ты выбросишь шкатулку, но совсем по другой причине. Я хотел, чтобы она досталась тебе.

— Это просто смешно. Если бы ты хотел этого, то просто подошел бы и сказал мне: «Смотри, Ханна, я знаю, тут есть секретное отделение. Давай-ка заглянем, может, там есть что-нибудь стоящее». Но ты же так не поступил.

— Я боялся, что внутри ничего не окажется. Не хотел тебя разочаровывать.

— Какой ты заботливый! — пробормотала Ханна.

— Я не знал реального положения дел Айсобел, однако мне казалось странным, что она все спустила, ведь у нее была очень неплохая пенсия. Да и на что ей было тратиться? Она не покупала ничего ценного. Если ей что-то хотелось, она брала это напрокат или находила способ получить вещь бесплатно.

Ханна вспомнила, что ее тоже поразило это несоответствие, но в отличие от Купера она не делала никаких логических выводов и не задумалась, куда могли подеваться средства Айсобел.

— Пожалуй, единственное, на что она потратилась, так это на то, чтобы заказать подделку своих драгоценностей.

Ханна нахмурилась:

— Подделку? Как это?

— Ее драгоценности не всегда были поддельными. Но если она действительно нуждалась, почему не распродала эти драгоценности?

— Из гордости, наверное, — задумчиво проговорила Ханна.

— Может быть. У меня нет доказательств, но чувствую, что она никак не могла растранжирить такие огромные деньги.

— Вот именно, — с горечью повторила Ханна. — А ты видел во мне расчетливую, эгоистичную…

— Только сначала. Подумай сама. Ты переехала к пожилой дальней родственнице, и очень богатой. Потом ты начала осыпать одолжениями весь Баррон-Корт: выгуливала собачек, ходила за продуктами, выслушивала истории… — Он высоко поднял руки. — Я теперь знаю, у тебя дружелюбный характер. Я просто хочу обрисовать тебе, как все это выглядело со стороны.

— Ты старался видеть во всех моих поступках только злонамеренность и корысть…

— Старался, — признался он. — Вот почему не сразу понял, что, разбираясь с наследством Айсобел, я делал это не от обиды за себя, а оттого, как она обошлась с тобой. Ведь она, породив в тебе надежду, тут же и затоптала ее.

— Мне никогда так не казалось, — сказала Ханна. — Я ничего не ожидала, поэтому и разочарования не почувствовала. Я была лишь озадачена.

Купер согласно кивнул.

— Я долго думал, почему она старательно подчеркивала значение Шкатулки влюбленных. Она не просто хотела лишить меня шкатулки, она сделала так, чтобы все узнали, как важна шкатулка, и ни в коем случае не забывали об этом. Но шкатулка была важна только для меня, ни для кого больше, а это значит, что должно быть что-то спрятано в тайнике. Это озадачило меня более всего, так как ей не было смысла прятать что-либо в Шкатулке влюбленных, проще было оставить это тебе в наследство. Должно быть, у нее была причина, чтобы ты получила то, что она хотела тебе оставить.

— Так вот почему ты ничего не рассказал мне о тайнике! Из-за того, что Айсобел не хотела, чтобы я узнала?

Он кивнул.

— Звучит странно, не так ли? Поэтому я молчал и только пытался заполучить эту шкатулку, чтобы убедиться.

— Как тебе не повезло, что я упрятала шкатулку в банк, где ты никак не мог до нее добраться, верно?

— Да хоть сто раз повтори это! Думай что хочешь. А я чуть с ума не сошел. Мне не давала покоя мысль, что либо я дурак и там ничего нет, либо у Айсобел была веская причина, чтобы прятать что-то в тайник, а не отдать это прямо в руки. И как раз в середине моих размышлений появляешься ты со своим безумным предложением. Как только я узнал о планах Брентона, тут же понял, почему Айсобел поступила именно так.

Ханна вздохнула.

— Можно понять, почему она волновалась обо мне… Но не говори, что ты считал меня круглой идиоткой и не сомневался, что я захочу иметь с ним дело после того, как узнала, что ему нужны от меня только деньги.

— Любовь толкает людей на безумные поступки, Ханна.

Она мысленно сказала себе, что полностью согласна с ним.

— Я тогда не очень хорошо знал тебя, чтобы судить, правду ли ты говоришь о своей работе. Ведь ты могла пойти на это, чтобы отомстить или вернуть его.

— Это не имело тогда никакого значения.