Рыжеволосая бестия - Мэг Хатчинсон Страница 32

Со своего места в противоположном углу комнаты Марлоу почти физически ощущал, что сейчас творится в душе матери, хотя ее лицо оставалось непроницаемым. Она сидела, все так же строго выпрямив спину, и смотрела прямо перед собой. Благородная аристократка из Уитчерч-эбби… «Никуда она не денется, — подумал Марлоу, — сделает все, что мне нужно».

Он резко опустился в кресло, уперся руками в колени и, выждав секунду, заговорил:

— Есть, правда, один способ… Я не уверен, что можно его рассматривать, но… Раз уж дело зашло так далеко… Другого выхода все равно, похоже, нет… Драгоценности…

— Нет!

Резкий и уверенный ответ матери застал его врасплох. Такого Марлоу не ожидал.

— Нет! — повторила леди Амелия. — Это подарки. И я их не отдам.

Очередная сцена! Марлоу глубоко вздохнул, чтобы скрыть нарастающее раздражение. Но на этот раз режиссером будет он, а не мать.

— Если я не ошибаюсь, — заговорил он, чеканя каждое слово, — все они записаны как «собственность супруги владельца Банкрофт-холла». Вы, мама, больше не подпадаете под это определение, поэтому не имеете права ими распоряжаться. Теперь все драгоценности принадлежат моей жене, и я, как законный супруг, имею полное право поступать с ними по собственному усмотрению.

— И ты считаешь нужным продать их так же, как продал все ценное, что было в этом доме? — воскликнула леди Амелия и с горечью добавила: — И только ради того, чтобы сразу же выбросить эти деньги на ветер. Может, уточнишь, для чего именно понадобились мои драгоценности? — Она в упор посмотрела на сына. — На плантации действительно недополучили сахара или ты опять проигрался и влез в долги? Тебе нужны деньги для спасения Банкрофт-холла или своей шкуры? На этот раз, Марлоу, я отвечу тебе отказом: ты не получишь моих драгоценностей.

Встав с кресла, Марлоу криво улыбнулся, и Амелия заметила в его глазах стальной блеск.

— Не ваших драгоценностей, мама, и не вам решать, что с ними делать, — насмешливо обронил он.

— Я…

— Хватит!

Короткое слово прозвучало, как щелчок хлыста, как выстрел.

— Я — хозяин Банкрофт-холла, мама, и все здесь должны подчиняться моей воле. Если вас это не устраивает, можете возвращаться в свой любимый Уитчерч-эбби. Посмотрим, что вам даст ваше благородное происхождение, когда вы вернетесь оттуда нищенкой!

«Я — хозяин Банкрофт-холла…»

Слова, на которые у нее не нашлось ответа, снова пронеслись в голове Амелии, когда она наблюдала, как из ее личного маленького сейфа извлекают украшения, подаренные ей мужем. Марлоу, уходя из комнаты, не услышал шепота матери.

— Мы заслужили это, — едва слышно произнесла леди Амелия. — Ты, Сол, женившись на аристократке, хотел, чтобы для тебя открылись двери в высшее общество. Им же были нужны только твои деньги. А я… Я ненавидела этот город, этот дом… Ненавидела тебя за то, что ты выбрал меня. Стоит ли удивляться, что жизнь теперь мстит мне? Наш сын стал лжецом, игроком, убийцей… Мы заслужили такого сына, Сол. И ты, и я — мы оба заслужили!

Сжав пальцы на скользкой, облепленной тиной ткани, Алиса подтащила к себе бесформенное тело. Сколько еще она сможет удерживать его, если пальцы уже занемели в ледяной воде? Как будто подслушав ее мысли, ветер подул сильнее, отчего успокоившаяся было вода вновь покрылась рябью, потом пошла мелкими волнами и стала накатывать на Алису мощными толчками. Девушка тут же почувствовала, как ее ноги начали постепенно съезжать вниз по опасному глинистому берегу. Нужно было выбраться из воды, отойти подальше от этого коварного земляного козырька, подсказывал ей разум. Еще несколько минут — и будет слишком поздно. Очередной удар воды чуть не сбил ее с ног, и ей чудом удалось удержать безжизненное тело матери.

— Не могу… — обливаясь слезами, прошептала Алиса. — Не могу… Я больше не могу!

Она сделала все, что было в ее силах, но ей так и не удалось вытащить тело матери из воды. Теперь придется его отпустить…

«Помни…»

Тихие, нежные, как поцелуй, ласковые, как отцовская рука, гладящая по голове, слова прозвучали у нее в голове:

«Помни, малышка, не всегда можно верить тому, что видишь…»

Опять эти слова! Алисе показалось, что они прогнали овладевшее ею отчаяние.

— Помоги! — закричала она налетевшему ветру. — Отец, помоги мне!

Она не чувствовала, как вода противодействовала, не желая отдавать свою добычу, не чувствовала, какой тяжестью навалилось на нее мокрое тело, когда она наконец вытащила его на берег, не чувствовала ни своего надсадного дыхания, ни боли, пронзавшей все ее мышцы. В ту минуту Алиса ощущала лишь тепло, которое, казалось, обволакивало ее, вливало в нее новые силы, и эти силы позволили ей, оттащив тело от воды, опуститься рядом с ним на колени, обнять обеими руками и прижать к себе.

Но потом тепло исчезло. Она опоздала. Озерная вода, стекая ручьями по лицу, смешивалась с горькими слезами. Она опоздала. Как будто убаюкивая ребенка, Алиса медленно покачивалась, одной рукой прижимая к себе мать, а другой доставая из мокрых седых волос длинные водоросли.

— Прости меня, мама, — шептала она. — Мне нельзя было оставлять тебя одну… Это я во всем виновата…

Стайка скворцов, свившая гнезда на одиноком дереве неподалеку, начала вечернюю песню. Подняв голову, Алиса посмотрела на последний луч солнца, скользнувший по водной поверхности затопленной шахты.

Всего несколько мгновений… Если бы она заметила мать хоть на минуту раньше и вытащила из воды, смогла бы она отогреть ее, вернуть в это изможденное тело жизнь?

— Прости, — снова прошептала она, прижавшись губами к холодному лбу. — Я старалась, мама, старалась изо всех сил.

Полный скорби крик растворился в сгустившихся сумерках, перемешался с плеском воды и затих. Но в душе Алисы продолжал звучать другой крик, крик от боли, которую нельзя было высказать словами.

— Я старалась, мама… изо всех сил старалась сделать так, чтобы ты меня любила.